Алексей Толстой, как зеркало новой контрреволюции.

«Следующая революция, должна быть Дворянская, — пошутила как-то дочь – все в обратную сторону».

24 августа по старому стилю — 200 лет величайшему русскому писателю и гробовая тишина, как и подобает в честь создателя милых готических вурдалаков.

Для краткости, Алексей Константинович Толстой — классик во всех жанрах, написавший тома красивой драматургии, поэзии, романсы и чертовщину.

Наконец, главный его перл: «Князь Серебряный», начатки которого он читал еще Гоголю, эпическое произведение, в год отмены Крепостного права отосланное в «Русский вестник» Каткова с условием «невычеркивания ценсурой ни единаго слова».

Забавно, что по внебрачной линии бабушки, Алексей Толстой — внук фаворита Елизаветы Петровны А. Г. Разумовского. С детства был познакомлен с наследником престола и был участником его детских игр. Без полноценных институтов юный граф становится камер-юнкером, как полагается в 19 лет, затем занимает все должности подряд, включая егермейстера. А охотник, как и будущий царь, он был меткий, что не зря отразилось на лучшем его портрете, схваченным кистью великого Брюллова, вероятно, в Павловске или в Италии.

Первым печатным опытом Толстого стал знаменитый «Упырь» 1841 года, который даже заслужил комплименты Белинского. Надо сказать, что это не просто влияние Гоголя. Есть досель неопубликованное их совместное письмо по поводу денежных дел Гоголя — наследнику, что показывает Алексея Константиновича тогда еще остроумным временщиком.

Все изменилось, вероятно, в связи с фатальным увлечением замужней Миллер-Бахметьевой, и эта история не могла понравиться не только матери поэта.

В 1854 году в годину военных испытаний Толстой, находясь в Царском Селе, пришел к своему дяде министру Уделов Перовскому с просьбой уговорить царя о создании особой дружины из царских крестьян-охотников идущих на помощь осажденному Севастополю. «Дружок, опоздал, ведь тоже самое распорядился устроить и Государь», — как сказал ему дядя, и первым же включил в список стрелков императорской фамилии.

Тогда поэт повлиял на эстетику полка, уговорив допустить малиновые рубахи вместо гимнастерок, сочинил знаменитую стрелковую «Чарочку».

Дружина с песнями прошла через губернии, но пала жертвой холеры под Одессой. Не сделав ни единого выстрела, лихие офицеры этой дружины так и не получили возможности повоевать. Это разочарование привело нескольких поручиков и двух штабс-капитанов полка к затравлению времени на стишки, где Толстой, Амосов и братья Жемчужниковы насочиняли тучу веселых пародий и мелочей, отсылая их в газеты и «Современник» с подписью «Козьма Прутков».

Внесу лепту в науку и сделаю интересное замечание, что в архиве 4-го стрелкового Императорской фамилии полка в бумагах числится некий нижний чин Прутков, который мог вместе со знаменитым «Барковым» ознаменовать идею. Фривольность многих стихов также обнаруживала известное всем желание потягаться с эротоманом Барковым. К слову сказать, сия загадочная личность была секретарем двоюродного деда Толстого — Г.К.Разумовского.

Не повоевав толком, граф тоже болел и после окончания всех мытарств уехал в свои усадьбы, откуда его вытащило только распоряжение быть на коронации друга детства.

Как и все аристократы, Толстой был лирический псих. Он все время ждал, чтобы за ним послали и, наконец, дождался. Оставаясь в должности егермейстера и флигель-адьютанта, теперь уже он, ни черта не делая, погрузился в литературу и, пописывая баллады, постепенно отредактировал «Князя Серебряного».

Чем так очевиден успех романа тогда?

Ненамного отличаясь от «Капитанской дочки», «Выжигина» и «Тараса Бульбы», Толстой сумел превзойти их в длиннотах. Кроме указанных трех шедевров, романы Лажечникова тускнели шелухой, а маленькие шедевры Бестужева-Марлинского были маленькими. Так получалось, что «Князь Серебряный» стал новой пухлой классикой, в чем и соль романа — развлечь читателя в дилижансе и в осеннюю пору в усадьбе.

Еще более автор сам убил несколько лет на создание драматической трилогии, о которой все позабыли, кабы не «Царь Федор Иоаннович». Это произведение, не пропущенное на сцену категорически, было опубликовано в «Вестнике Европы» в 1868 году.

Трагедия про душевного странного царя в окружении излюбленных Толстым русских упырей писалась одновременно с романом Достоевского «Идиот», но была опубликована раньше, что выявляет особые права на черты «князя Мышкина» в коронованной личности.

И, ускорим финал…

Граф Алексей Толстой скончался в 1875 году от неудачной передозировки морфия больному организму, потомства не оставил и был похоронен в своем имении «Кривой Рог». Встречались ли они хоть несколько раз с царем после 1863 года? С царицей, да. «Князь Серебряный» был посвящен императрице Марии Александровне, подарившей ему золотой брелок «в память чтения рукописи в Зимнем Дворце».

Не очень понимая высоких задач Александра Второго, Толстой, как и два других однофамильца-писателя, любил давать правителю советы. И во всех этих трех случаях троюродных между собой братьев Толстых мы не имеем ответных писем.

Интересно, что этот юбилей поэта, чьи баллады входят и сейчас в школьную хрестоматию, как и строчка «порядка нет как нет», — ознаменовался полным равнодушием, как в Петербурге, где он проживал в не сохранившемся имении «Пустынька», так и в бывшем Черниговском — Кривом Роге. Там вопреки всему недавно пошла с молотка «музейная земля», а местный театр не удосужился поставить ни одной его пьесы.

Для разгадки современного отношения власти к ревнителю своего отечества не по расписанию, мы публикуем стихотворение и письмо.

Двух станов не боец, но только гость случайный, За правду я бы рад поднять мой добрый меч, Но спор с обоими — досель мой жребий тайный, И к клятве ни один не мог меня привлечь; Союза полного не будет между нами — Не купленный никем, под чье б ни стал я знамя, Пристрастной ревности друзей не в силах снесть, Я знамени врага отстаивал бы честь!

1860 г.

Ваше Императорское Величество,

Вследствие нового жестокого приступа моей болезни я несколько дней не был в состоянии двигаться и, так как еще и сейчас не могу выходить, то лишен возможности лично довести до сведения Вашего Величества следующий факт: профессор Костомаров, вернувшись из поездки с научными целями в Новгород и Псков, навестил меня и рассказал, что в Новгороде затевается неразумная и противоречащая данным археологии реставрация древней каменной стены, которую она испортит. Кроме того, когда великий князь Михаил высказал намерение построить в Новгороде церковь в честь своего святого, там, вместо того чтобы просто исполнить это его желание, уже снесли древнюю церковь св. Михаила, относившуюся к XIV веку. Церковь св. Лазаря, относившуюся к тому же времени и нуждавшуюся только в обычном ремонте, точно так же снесли.

Во Пскове в настоящее время разрушают древнюю стену, чтобы заменить ее новой в псевдостаринном вкусе. В Изборске древнюю стену всячески стараются изуродовать ненужными пристройками. Древнейшая в России Староладожская церковь, относящаяся к XI веку (!!!), была несколько лет тому назад изувечена усилиями настоятеля, распорядившегося отбить молотком фрески времен Ярослава, сына святого Владимира, чтобы заменить их росписью, соответствующей его вкусу.

На моих глазах, Ваше Величество, лет шесть тому назад в Москве снесли древнюю колокольню Страстного монастыря, и она рухнула на мостовую, как поваленное дерево, так что не отломился ни один кирпич, настолько прочна была кладка, а на ее месте соорудили новую псевдорусскую колокольню. Той же участи подверглась церковь Николы Явленого на Арбате, относившаяся ко времени царствования Ивана Васильевича Грозного и построенная так прочно, что и с помощью железных ломов еле удавалось отделить кирпичи один от другого. Наконец, на этих днях я просто не узнал в Москве прелестную маленькую церковь Трифона Напрудного, с которой связано одно из преданий об охоте Ивана Васильевича Грозного. Ее облепили отвратительными пристройками, заново отделали внутри и поручили какому-то богомазу переписать наружную фреску, изображающую святого Трифона на коне и с соколом в руке.

Простите мне, Ваше Величество, если по этому случаю я назову еще три здания в Москве, за которые всегда дрожу, когда еду туда. Это прежде всего на Дмитровке прелестная церковка Спаса в Паутинках [церковь Рождества богородицы «в Путинках». 1649 - 1652 гг.], названная так, вероятно, благодаря изысканной тонкости орнаментовки, далее - церковь Грузинской божьей матери и, в-третьих,- Крутицкие ворота, своеобразное сооружение, всё в изразцах. Последние два памятника более или менее невредимы, но к первому уже успели пристроить ворота в современном духе, режущие глаз по своей нелепости - настолько они противоречат целому. Когда спрашиваешь у настоятелей, по каким основаниям производятся все эти разрушения и наносятся все эти увечья, они с гордостью отвечают, что возможность сделать все эти прелести им дали доброхотные датели, и с презрением прибавляют: «О прежней нечего жалеть, она была старая!»

И все это бессмысленное и непоправимое варварство творится по всей России на глазах и с благословения губернаторов и высшего духовенства. Именно духовенство - отъявленный враг старины, и оно присвоило себе право разрушать то, что ему надлежит охранять, и насколько оно упорно в своем консерватизме и косно по части идей, настолько оно усердствует по части истребления памятников. Что пощадили татары и огонь, оно берется уничтожить. Уже не раскольников ли признать более просвещенными, чем митрополита Филарета?{Василий Михайлович Дроздов (1783-1867) - московский митрополит, прозванный "московским Златоустом"}.

Государь, я знаю, что Вашему Величеству не безразлично то уважение, которое наука и наше внутреннее чувство питают к памятникам древности, столь малочисленным у нас по сравнению с другими странами. Обращая внимание на этот беспримерный вандализм, принявший уже характер хронического неистовства, заставляющего вспомнить о византийских иконоборцах, я, как мне кажется, действую в видах Вашего Величества, которое, узнав обо всем, наверно, сжалится над нашими памятниками старины и строгим указом предотвратит опасность их систематического и окончательного разрушения.

Флигель-адъютант граф Толстой. (1860 г)