К 101 годовщине кончины героя Первой Мировой войны из Дома Романовых
29 сентября в Царском Селе у стен Софийского собора состоялось открытие памятника князю Олегу Константиновичу Романову. София была полковым храмом лейб-гвардии Гусарского полка в составе которого 101 год назад 29 сентября (по старому стилю) сын Великого Князя Константина Константиновича скончался после тяжелого ранения в бою. "Петя Ростов 1914 года" . Понадобилось мнение президента об этой войне, чтобы на местах зашевелились и вспомнили, что было и что-то другое святое. Скульптура отлитая по дореволюционной модели (автор Лишев) устанавливается на средства Фонда Людвига Нобеля. Кстати, это третий памятник работы этого скульптора, увековечивший гусар. М. Лермонтов, А Грибоедов и теперь лицеист , гусар князь Олег. Все могилы гусар и пр на царскосельском Казанском кладбище окончательно извели в 21 веке для коммерческих целей. Погибла и могила Олега в селе Осташево от равнодушия властей. Теперь можно ставить им лишенным последнего пристанища памятники.
Во дворце
Князь Олег появился на свет в 1892 году во дворце своего отца великого князя Константина Константиновича. Дворец назывался Мраморным и находился напротив Марсова поля на Миллионной улице. Новорожденный был правнуком Императора Николая I и троюродным братом наследника русского престола. Он то, и вдовствующая-императрица стали восприемниками младенца при святом крещении. Что необычно для династии, младенцу дали имя Олег. Кто узнавал, шутили, вспоминая знаменитую пушкинскую песнь и никто, конечно, не думал о трагическом конце легендарного русского князя.
Шли годы, мальчик рос в кругу своей большой семьи. Старшие братья Иоанн, Гаврилушка и еще очень маленький Костя воспитывались отдельно. Самая близкая к Олегу компания состояла из старшей сестры Татьяны и младшего брата Игоря — он родился в 1893 году.
Изобретательный Олег был придумщиком всех развлечений; любил подражать кучерам, запрягающим лошадей или мужикам, убирающим снег на плацу. Играли в «Нансена», где Олег и Татьяна представляли, что они — занесенные льдами супруги-путешественники. В это время в газетах много писалось об Англо-бурской войне и Олег то и дело спрашивал всех: «Ты за буров или нет?» Буры боролись за свободу и против англичан, а последние как-то всегда умели навредить России... Однажды во дворец приехал портной англичанин, коих тогда много странствовало в поисках заказов. Видя нового человека, князь Олег сразу кинулся к нему:
— Ты за буров?
— Конечно за англичан! — ответил иностранец.
— Ах, за англичан, — закричал Олег. — Игорь, скорее сюда — мажь его мелом!
Мальчики схватили мелки, исчеркали модное пальто англичанина и убежали. А тот еще долго улыбался в ожидании управляющего великокняжеским двором…
Была у княжат любимая няня — Екатерина Чернобурова. Понятное дело, при такой огромной семье супруга великого князя – Елизавета Маврикиевна и не могла одна справляться со всеми. С Олегом няня любила играть «в авторы». Она читала первую строчку какого-нибудь стихотворения, а ее воспитанник должен был угадать, кто это: «папа? Пушкин? Майков?» — быстро спрашивал Олег.
Чернобурова очень любила русскую поэзию и даже сама писала стихи. Прослушав их, маленькие князья очень серьезно относились к творчеству гувернантки.
«Лучше всех стихи пишет папа, потом Вы, а потом Пушкин», — сказал ей семилетний Олег. А потом очень серьезно добавил: «Катя, вы знаете, что и вам скоро поставят памятник». «В Царском Селе, — вставил Игорь. — Правда, в этом году там уже поставили памятник Пушкину, но ведь Вы и папа, слава Богу, живы!
Их отец действительно сочинял хорошие стихи и часто печатался в сборниках под псевдонимом «К. Р.»
— Эти две большие буквы, как писал поэт Майков, скрывали под собой инициалы Константина Романова. Августейший поэт дружил с Маковым, Фетом, Чайковским и стремился дать своим детям классическое образование.
Учеба
Когда князю Олегу исполнилось уже шесть лет, начались его систематические учебные занятия. Как и при других дворах, в их семью приглашались лучшие учителя, профессора и даже академики. Из уважения к великому князю и, конечно же, за хорошее жалование к определенному часу они приезжали в Павловск. Начальными предметами у детей были: закон Божий, русский язык, арифметика, музыка и танцы.
Отдельно устраивались специальные четверги, и они пользовались большой симпатией у детей. В этот день профессор Н. Кульман читал отрывки из произведений русской литературы, и после обеда их высочества мчались наперегонки в комнату сестры, занимали места и без обычных вопросов заявляли: «мы слушаем».
В деревне.
Лето 1902 года Олег и Игорь провели в Калужской губернии — в Прысках. Наконец они впервые увидели настоящую русскую деревню. Правда, надежда на то, что их поселят в простой русской избе, не оправдались. Великая княгиня ни за что на это не согласилась. Ну и пусть — все равно они вырвались из дворца!
Четыре месяца, поведенных в усадьбе, оказали огромное влияние на развитие мальчика. Прогулки по вековому лесу, купание, сенокос, журавли! Здесь же впервые он познакомился и с трудностями деревенской жизни.
Корпус.
Закончилось лето. Началась учеба. 15 ноября Олегу минуло десять лет, и родители сочли необходимым просить Государя о зачислении его в списки кадет Полоцкого корпуса. Сам поступающий очень готовился к экзаменам, но весной 1903 года тяжело заболел. Только 14 мая он был зачислен в корпус, но учиться в Полоцке уже не смог. По известной устоявшейся традиции князь Олег, как лицо императорской крови, мог заниматься с военными преподавателями дома, приезжая в военно-учебное заведение лишь на экзамены.
«Прошу половчан считать мальчика своим», — писал отец кадетам в Полоцкий корпус. 17 мая директор, генерал Кеппен, послал Олегу сердечный привет от дружной семьи учеников и преподавателей корпуса и первые в его жизни погоны.
Первые посещения Олегом занятий состоялись все-таки в Петербурге. Трудно дать настоящее военное воспитание и образование вне коллектива. И великий князь, как главный начальник военно-учебных заведений, лучше всех понимал это. По приказу августейшего отца князь Олег начал посещать занятия другого, Александровского Кадетского корпуса в Санкт-Петербурге.
Те кадеты, которые жили дома, приезжали к началу первого урока в 8 утра. Князь Олег старался ни сем не отличаться от остальных воспитанников, за исключением горячего желания — учиться. Он никогда не довольствовался схватыванием верхушек или принятием к сведению. Отложив любимые игры, княжич часто прибегал к самостоятельной работе, после выполнение, которой к нему сразу же возвращалась его детская непосредственность.
Трудно сказать, к кому он был более внимателен — к учителям или товарищам по корпусу? Однажды в Петербург прибыла депутация для поднесения князю подарочного альбома с фотографиями из жизни Полоцкого корпуса. Забрав с собой братьев Костю и Игоря, одетый в форму Полоцкого корпуса, Олег тут же прибыл, чтобы представиться своему директору. На другой день гости были приглашены к завтраку в Мраморный дворец. После него, приехавшие кадеты вместе с маленьким князем прогулочным шагом отправились в Зимний. Олег сделал им настоящую экскурсию по дворцовым комнатам и музейным залам императорского Эрмитажа.
В это же время юный князь начинает вести свой дневник. Его страницы — свидетельство большой душевной работы мальчика.
6 августа. «Вчера, когда я проснулся, то подумал, что будний день и что мы будем учиться, а потом вспомнил, что 6 августа — Преображение, и был очень рад, что мы не будем учиться. Это было не хорошо, потому что нужно всегда любить учиться, а не лениться».
28 сентября. «Ворчал, что Игорь ходит, когда я хочу спать. Был не доволен, что лежу, когда не могу заснуть. Не совсем внимательно молился. Завидовал… подлизывался… сердился на сестру и был не вежлив. Плакал…»
Сохранившиеся в дневнике откровения за 1905 год могут показаться нам еще более необычными, ведь ему было только двенадцать лет.
«Я слишком о себе высокого мнения. Гордым быть не хорошо. Я напишу тут, что я про себя думаю. Я умный, по душе хороший мальчик, но слишком высокого о себе мнения. У меня талант писать сочинения, талант к музыке и рисованию. Иногда я сам себя обманываю… Я нервный, вспыльчивый, самолюбивый. Я эгоист… У меня есть совесть. Она меня спасает. Можно заглушить совесть навеки. Это очень легко. Но без совести человек пропал…
Я теперь читаю «Петербургские шарманщики». Григорович говорит, что у некоторых из них тоже есть совесть, верно!!! У каждого, даже дурного человека совесть заработает, если он вспомнит. Кроме того – всегда говорите правду. Для чего неправда? Вы отвечаете: «Для того, чтобы не узнали». Уверяю вас, если теперь не узнали, то потом всегда узнается, Сколько раз мне ни приходилось врать, всегда узнавали…»
Еще через несколько дней князь Олег записывает: «Нам, людям, не надо воображать, что мы очень умные. Я воображаю, что я гений. Я знаю только миллионную часть того, что знает человечество. Если я буду думать, что я гений, то я не могу сказать, что мне не надо учиться. Нет. Я должен себе вдолбить в голову, что я в сравнении со всем миром ничего не знаю… Но не надо этим отчаиваться. Не надо забывать, что из капель — море. Человек должен сделать из себя песчинку, а сделав ее, делать две и т. д.»
Наивной детской простотой и вместе с тем глубокой серьезностью дышит запись от 22 мая: «Я однажды лежал вечером в кровати и прочитал все заповеди Ветхого и Нового Завета. Подумал о моей жизни: могу ли я наследовать Царствие Небесное? А когда я прочитал вторую заповедь Ветхого Завета «Не сотвори себе кумира…», то подумал, что верховая езда – мой кумир. Я весь день думал, будет ли верховая езда, а душу забываю. Я должен заботиться о своей душе. Я должен о ней думать и готовиться к Страшному Суду…»
Началась Японская война, и Олег страшно переживал за наши военные неудачи на Дальнем Востоке. В своем дневнике он описывал свои частые молитвы о даровании победы России. Единственным утешением служила для князя Олега отправка в армию изготовленных им посылок. На княжеские подарки приходили письменные благодарные ответы с описаниями боевых подвигов. «Но почему же мы отступаем?» – задавал Олег сам себе вопрос и тут же отвечал: «До чего мы дожили!.. Стессель сдал Порт-Артур. Не было возможности держаться. Кондратенко убит. Он был из нашего корпуса».
Лето 1905 года.
Вся большая семья Константиновичей отдыхала в селе Осташево под Москвой. Райская деревенская глушь так привлекала великого князя, что он купил это имение и стал устраивать здесь дом и красивый парк по своему вкусу. В это же лето, после прочтения книги Авенариуса — «Юные годы Пушкина», молодой князь серьезно увлекся творчеством поэта.
1905 год в изобилии отличался событиями: Кровавое воскресенье, окончание Японской войны, восстание на броненосце «Потемкин». С этого времени в Павловске и в Стрельне, дядя Дмитрий Константинович, — знаток конного спорта, стал заниматься с племянником верховой ездой. И с той поры Олег Константинович стал подумывать о будущей военной службе.
Прошло несколько лет. Незабываемыми остались учеба, поездки по России, домашние спектакли, начало писательской работы. Заканчивался срок его пребывания в списках корпуса. Скоро предстояло сделать выбор — поступать ли в военное училище, чтобы через два года стать офицером, или стремиться получить высшее образование.
Самого князя Олега манил Лицей. Основанный по желанию Императора Александра I в 1811 году, он был известен своими традициями, уровнем образования, и, конечно, знаменитыми выпускниками. Вопрос о зачислении Олега Константиновича решался царем, ведь никто из членов императорского Дома так и не учился в этом высшем учебном заведении! При дворе думали о том, удобно ли сыну великого князя сидеть за одной партой с другими мальчиками? Сомневалось и лицейское начальство. С одной стороны, желание молодого князя было высокой честью, с другой — все боялись, не зная, как себя вести на уроках.
Лицей
Официально зачисление Олега состоялось 18 мая с разрешения царя, который, надо сказать, всегда благоволил к своему крестнику (Николай II и Олег Константинович были троюродными братьями).
А летом князья без всякой прислуги, в сопровождении полковника Ермолинского, выехали в заграничное путешествие. В течение месяца знатные туристы сохраняли инкогнито и только в Константинополе были узнаны и, конечно же, приглашены на прием к Султану.
В июле состоялось общее совещание врачей, которое обслуживали большую семью Константина Константиновича. Они сказали, что Олегу, ввиду его слабого здоровья, лучше остаться на зиму в Павловске; следовало договориться, чтобы учителя за отдельную плату приезжали из Петербурга. Положение отца позволяло это, хотя сам Олег с детства был ограничен в средствах. Он получал ежемесячно по 3 рубля, что по тем временам уподоблялось трети заработка рабочего.
Трудно себе представить радость, охватившую Олега, когда он впервые надел лицейский мундир и посетил Лицей.
«Забыл я жизнь и в храм науки с порывом искренним вошел», — писал он в одном из своих стихотворений. Весной, прекрасно сдав экзамены, Олег перешел во 2-ой класс. Классы считались в обратном порядке и ему, как поступившему после кадетского корпуса — сразу в третий, до окончания оставалось еще два курса.
«Отвечал он на экзаменах отлично… Видно было, что к работе своей князь Олег приложил огромный труд и вполне добросовестно исполнил принятое им на себя обязательство. Один из лицейских профессоров называл его ответы «чеканными», и я признаюсь, что вполне подписываюсь под этим определением…», — позже вспоминал курсовой воспитатель А. А. Рубец.
К концу мая Олег настолько похудел и осунулся, что все окружающие боялись за него. Но начались каникулы и с середины июня до 1 сентября светлейший ученик вновь обосновался в любимом Осташево.
Приближался 100 летний юбилей Лицея. Поскольку в этот год 19 октября вся царская семья находилась в Крыму, было решено перенести главное празднование на январь 1912 года. Желая сделать особый подарок родному заведению, князь Олег решил издать факсимиле хранящихся в Лицее рукописей Пушкина. На средства, испрошенные у родителей и при содействии специалистов он заказал особую по качеству книгу в типографии «Голике и Вильборг». В связи с этой работой девятнадцатилетнего юноши может показаться интересным отрывком из его письма знаменитому пушкинисту Щеголеву: «…Если Вы помните, мне пришлось проверять два листочка из Евгения Онегина: края их обрезаны, так что строфа:
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал…
Не имеет на оригинале слова «я» – на второй строчке осталась одна незаметная точка. В издание она не попала, так что можно подумать что слова «я» не было, а это неверно…
Боюсь, что в издание помимо этих вкрались еще другие ошибки, а это недопустимо — иначе весь смысл его пропадет. Я бы очень был Вам благодарен, если бы Вы не отказались приехать в эту субботу в Лицей к девяти часам. Там можно будет нам вдвоем окончательно сверить издание с оригиналами».
В один из дней празднования юбилея, князь Олег поднес экземпляр изданных им «Рукописей Пушкина» Государю. Свыше ста других было разослано родственникам, сотрудникам и знакомым. Остальной тираж был передан в дар Лицею. Надо сказать, что отзывы на этот серьезный историко-литературный труд в печать были самые лестные.
С конца мая князья снова путешествовали по Европе, а в середине июле Олег уже ехал на тройке в Осташево. Немало повидав, он начинает писать бытовые рассказы о русской жизни: «Отец Иван», «Кавылин». Так повлияла заграничная поездка на внутренний мир юноши.
По возвращении из деревни его здоровье, на удивление, поправилось, и он стал учиться наравне со всеми.
В конце февраля начались экзамены. В их последний день, 23 мая, князь Олег узнал, что закончил Лицей с серебряной медалью, а его выпускное сочинение «Феофан Прокопович как юрист» было удостоено особой Пушкинской медали.
Гусарский полк.
Еще до окончания учебы Олег Константинович высказывал желание продолжить свое образование и получить ученую степень. Но старший брат Гавриил, верховая езда в Стрельне и последовательность в изучении пушкинской темы привели молодого князя в знаменитый лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк. Не имея высшего военного образования, Олег попросился в лейб-гусары вольноопределяющимся, но шеф полка Император Николай Александрович неожиданно зачислил его корнетом!
Не успел князь Олег объездить с визитами офицеров и отдежурить в полку, как слег. Испросив по случаю болезни четырехмесячный отпуск, он находился в Павловске, Осташево, а с декабря 1913 года поживал в селе Домниха Новгородской губернии. Здесь он начал две крупные «монографии». По просьбе командира полка — барона Мейндорфа, приступив к составлению истории царскосельских гусар с начала русско-турецкой войны 1877—1878 годов, (последняя четырехтомная история полка вышла в 1857 году). Другим замыслом было написание биографии деда — великого князя Константина Николаевича — знаменитого реформатора и генерал-адмирала, скончавшегося в год рождения князя Олега.
В марте он вернулся в Петербург и снова заболел. Особенно тяготило Олега его длительное отсутствие в полку. И хотя царь предоставлял корнету бессрочный отпуск — до выздоровления, но неловкость положения расстраивала молодого человека.
Общей обязанностью для членов царствующего Дома считалось выполнение время от времени разных государственных поручений. Это коснулось и князя Олега. 23 июня 1914 года он был вызван письмом к Государю. Речь шла о постройке русского храма в честь св. Николая в Италии, и молодой человек сначала отбыл в Рим, а затем в Бари. Несмотря на страшную и необычную для северного жителя жару, сразу по приезду он назначил заседание строительной комиссии. Через несколько дней сложные и затянувшиеся вопросы были решены и 17 июля князь вернулся в Россию.
Уже на следующий день, узнав о всеобщей мобилизации, он явился в полк, где услышал, что, ввиду слабого здоровья и незнания строевого дела, ему советуют зачислиться ординарцем в штаб. Это был, кажется, единственный случай, когда Олег Константинович осмелился резко спорить с начальством. В ответ на приказ командира полка вести дневник и быть военным корреспондентом корнет резко ответил: «Надеюсь, что я у вас долго не останусь».
В те дни он напишет в своем дневнике: «Мы, все пять братьев, идем на войну со своими полками. Мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения». «20 июля, — записано дальше, — была нам объявлена Германией война. В тот же день приказано было собраться к трем с половиной часам в Зимнем Дворце. Улицы все были запружены народом, который кричал при нашем проезде «Ура!». В Георгиевском зале был молебен и прочитан манифест. «Ура!» стояло страшной. Я так кричал, что закашлялся. Во время молебна все присутствующие пели «Спаси, Господи», а потом «Боже, Царя храни». Когда Государь подъезжал ко дворцу, вся толпа стала на колени… Все мы плакали от подъема чувств».
Война.
Выступление было назначено на 23 июля. По прибытии на театр военных действий Гусарский Его Величества полк вошел в состав 1-ой действующей армии. 4 августа началось общее наступление в Восточную Пруссию, а 6-го, князь Олег впервые в жизни принял участие в настоящем бою под Каушеном. 11 августа решительное наступление русских войск прекратилось, и до конца месяца гусары в составе 2-ой Гвардейский дивизии сдерживал наступление громадных сил противника.
Реальная обстановка боевой и походной жизни не смущала Олега. Больше всего он расстраивался оттого, что чай был без сахара и что приходилось по 14 дней носить одно и то же нижнее белье. В письмах домой просил прислать для солдат побольше папирос, бурки гусарам и молиться за победу!
27 сентября 2-ая Гвардейская дивизия наступала в направлении Владиславова. Находясь недалеко от одной деревни, русская застава заметила продвижение конного немецкого разъезда. Обстрелянные немцы шарахнулись в сторону и, не имея представления о продвижении русской кавалерии, тут же наскочили на 4 эскадрон лейб-гусар.
Тогда, князь Олег уломал своего эскадронного командира дать ему взвод для захвата зарвавшихся немцев. Скомандовав: «Гусары, за мной!», он вынесся далеко вперед. Вот они настигают противника, происходит сабельная рубка. Пятеро немцев валятся на землю, остальные спрыгивают с коней и сдаются. «Хорошо!» Не задерживаясь возле пленных и раненных, Олег устремился вперед, чтобы не дать никому уйти, как вдруг один упавший вражеский всадник выстрелил прямо с земли, и князь рухнул с лошади.
Немцы уже были побеждены, и первыми подскакавшие к раненому, граф Бобринский и унтер-офицер Василевский стали перевязывать ему рану. «Мне не больно», — сказал Олег и лишь просил прискакавших на хутор братьев перекрестить его.
На следующий день, тяжело раненный, он был доставлен в госпиталь в Вильно. Его принадлежность к династии и высокое положение отца сразу же собрали в операционной лучших хирургов. Но шансов не было. Немецкая пуля пробила правую ягодицу юноши, началось заражение крови.
Сообщили князю Игорю, находившемуся до самой смерти возле постели брата. Несмотря на сложность операции, князь Олег дал свое согласие. По всему пулевому ходу был сделан разрез под местным обезболиванием, но пулю извлечь не удалось. Жизненно важные артерии были перебиты… После операции его высочество пришел в себя и стал чувствовать себя лучше. Около трех часов он получил телеграмму от государя-императора о пожаловании ему георгиевского креста.
Вечером раненного посетил начальник Виленского военного училища генерал Адамович и услышал из уст умирающего юноши такие слова: «Я так счастлив, так счастлив! Это и произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома!»
29 сентября, после новой операции, он уже бредил. Приехали родители. Великий князь привез умирающему сыну георгиевский крест его деда — Константина Николаевича. «Дедушкин крест», прошептал Олег, потянулся и поцеловал белую эмаль. В 8 часов 20 минут его душа отошла к Богу.
На следующий день его отпевали в местной церкви. На часах у гроба стояли братья, представители от Виленского училища и гусарского полка. По пути следования к вокзалу были выстроены шеренги войск, воспитанники и воспитанницы учебных заведений. По прохождении траурного вагона многие крестьяне становились на колени и клали земные поклоны. Но поезд шел не в Санкт-Петербург! Согласно высказанной воле, его высочество хоронили далеко от придворных соборов, в подмосковном селе Осташево. Здесь, на обрывистом берегу реки Рузы, под сенью деревьев слился он, князь императорской крови с русской землею и своим народом.
Пересказ сделан по книге «Князь Олег. 1915 г.», архивным источникам и поездкам в Осташево.
А. Барановский
