Царские вещи бродят по стране
Листающий описи великокняжеских дворцов нет-нет да поймает себя на мысли — простом арифметическом расчете. Даже если треть этих сокровищ была продана или разослана по республиканским музеям, то в России все равно должно оставаться огромное количество предметов, имеющих отношение к царской теме.
Романовская собственность в отличие от деревянных усадеб и стилизованных замков русской провинции была взята на учет весной 1917 года. Согласно циркуляру Министерства уделов она включала в себя 39 дворцов в столицах и на курортах. К ним причислялось имущество нескольких поколений и художественные коллекции второго уровня, хранящиеся в путевых дворцах, одиннадцати меблированных поездах, трех царских яхтах, охотничьих домиках и других самых неожиданных местах. Все, что было связано с царизмом, попадало в разряд политики (особенно документы), поэтому кроме сумки с драгоценностями Романовы не успели ничего вывезти. Революционно настроенная толпа дважды имела возможность пограбить дворцовое «барахло», но большевики и белогвардейцы последовательно брали здания под охрану. Исключение составил знаменитый штурм Зимнего дворца, когда солдаты и рабочие разгромили огромное количество жилых покоев. В качестве «сувениров» ими было прихвачено несколько тысяч золотых и серебряных часов, чарок из драгоценных металлов, портсигаров, миниатюр из кабинета Александра II. Как говорилось в служебном протоколе, «ожесточение проявилось с особой наглядностью в беспощадном истреблении всех изображений царской семьи: картин, портретов, фотографий. На спинке одного из стульев повешен кусок разорванного мундира Николая I, хранившегося в особой витрине».[1] С пользой для дела похищалось гражданское платье августейшей четы. Это нашло свое отражение в рассказе Зощенко про царские сапоги. Другие, менее литературные источники комментировали это следующим образом.
«Воля народа»: «Сумма разграбленных и уничтоженных исторических сокровищ Зимнего оценивается в 500 миллионов рублей». Джон Рид оценивал похищенное в 50 тысяч. Значит, истина была где-то посередине.
Во время похода Юденича пригородные дворцы передавались из рук в руки без реквизиции музейного фонда. К примеру, из Павловска белогвардейцы вывезли только необходимую им посуду с вензелями.[2] Никто из старших офицеров не взял на себя право конфисковать у дежуривших хранителей государственные святыни или ювелирные изделия Константиновичей. Важную роль в сохранении дворцовых ценностей сыграли либеральные связи Половцева, Бенуа, Лунина, Луначарского. Уживавшиеся с любой властью, эти господа-товарищи придавали большое значение национализации и сохранению романовских коллекций. Заступничество перед пролетарскими вождями, сулившими дворцам то войну, то обмен на паровозы, не прошло безболезненно для карьеры дворянских посредников. Пришедшие им на смену секретари реввоенсоветов и жены видных большевиков притащили в музейный отдел Наркомпроса такое количество социально близких хозяйственников, что еще до знаменитых советских аукционов из Петровского, Осташевского, Ли- вадийского и Киевского дворцов пропала уйма предметов старины: коронационные медали, миниатюры, хрустальные кубки с золочеными монограммами, ларцы из моржовой кости. Яркий пример — судьба имущества царскосельских дворцов: Владимирского и морганатической супруги Великого Князя Павла Александровича — княгини Палей.
Дворец «царицы Палей», как его ласково называют местные, строился перед Первой мировой войной с учетом коллекций античности, вещей королевы Марии Антуанетты, императрицы Марии Александровны (матери супруга), китайского фарфора, оружия. Но ни то, ни другое не интересовало незваных гостей. Первый революционный погром коснулся знаменитого погреба и столового серебра.[3] Составляя жалобу, княгиня, по женской слабости, включила в перечень вещей множество хозяйственных мелочей. И зря. Собственность четы исчислялась тысячами предметов, что помешало семье вовремя исчезнуть из Петрограда.
«К сожалению, любовь ко всем этим милым вещам погубила нас», — вспоминала Ольга Палей уже после гибели мужа и сына.
По плану Лукомского и Бенуа все Царское Село и Петергоф надлежало превратить в города-музеи, но «после долгой борьбы с женой народного комиссара, являвшейся по совместительству председателем комитета о детских колониях»[4], для социальных нужд была занята нижняя часть Большого (Екатерининского) дворца и ряд других особняков знати. Получившие легкий доступ к материальным ценностям Двора, беспризорники основательно опустошили министерские и фрейлинские комнаты, домовые церкви и склепы Казанского кладбища. Для спасения художественных коллекций особняков высшей знати большое количество вещей срочно перебрасывалось в означенный дворец Палей. Осуществлял этот рискованный план хранитель Александровского дворца В. Яковлев. Он помнил, как соседний Владимирский дворец, набитый от пола до потолка произведениями искусства из собраний Великого Князя Владимира Александровича и его вдовы Марии Павловны, местные жители растащили еще в 1920 году. Происходило это стихийно. Сов-служащий Затравкин, имевший ключи от закрытых помещений дворцов Ольги Палей, Великого Князя Бориса Владимировича и Запасного (Владимирского), складировал на чердаке подсобного Кавалерского дома «огромное количество ваз, картин и охотничьих ружей. Временами к Затравкину приезжали по одной-две телеги в замкнутом дворе, они грузились картинами и ночью отъезжали... Через несколько лет (! — А. Б.) начался вызов свидетелей, и его арестовали».[5] Печальные последствия исчезновения царскосельских коллекций побудили назначенного начальника местных музеев Яковлева заняться дворцом княгини Палей. По всей видимости, на этом настоял товарищ Луначарский. Зажатый между сторонниками революционного искусства и раскисавшими от классики тиранами, он был заинтересован в судьбе проекта. Демонстрировавший лояльность к аристократической старине, этот советский музей держался очень долго и производил на посетителей самое благоприятное впечатление. В мае 1922 года в его фондах [Ф. 254][6] случайно обнаружились:
«Сабля золотая, украшенная бирюзой. Занесена в опись под номером 110.
Солонка из кварца в виде сфинкса на золотых ножках с розами раб. Фаберже. Номер по описи 320.
Цепь Андреевская из девяти звеньев из золота 78 пробы» и т. д.
Сотни подобных предметов были переданы в Александровский дворец, а несколько подвод парадной мебели — в красный уголок кавалерийского полка им. Киквидзе. Туда же передали церковную мебель и резные рамы для портретов вождей из Кирасирской церкви. За исключением знамен мундиры и кирасы царей были на месте растащены «красными интеллектуалами». Только ментик Александра II из Софийского собора впоследствии попал в Екатерининский дворец. Подобные экспонаты с 1917 года не относились к разряду музейных и часто использовались с бытовыми целями. Поэтому, когда в пригородах начались аресты сталинского времени, буквально в каждом сельском доме находились дворцовые предметы.
В 1926 году Ленгорисполком принял решение о размещении во дворце Палей образцовой партшколы. В связи с освобождением трехэтажного здания от ненужной роскоши началась передача государственным организациям художественных предметов. Судите сами об их перемещениях.
Заведующему коммунальным хозяйством:
«Купальщица» (художник В. Шерро), «Девочка» (неизвестный художник). Картины Галкина и Вагнера из особняка Серебрякова. Картины из особняка Комста- диуса. Всего около 50 полотен.
Согласно распоряжению Главнауки от 13 апреля из дворца Палей в музей Ростова-на-Дону были переданы:
Батальные картины, бронзовая группа (ранее из квартиры Лансере) и мебель из особняка графа Стенбок-Фермора.
В сельхозакадемию ушло 128 бутылок из коллекции Павла Александровича, где самая старая водка относилась к 1830 году.
10 июля из дворца Палей в неизвестном направлении были вывезены три подводы,в том числе мраморные бюсты всех царей из бывшей Ратуши.
5 января 1927 года «кладовщик и полотер привезли для Госфонда 306 церковных облачений» [Ф. 254. On. 1. Д. 3]. Их складировали во дворце после конфискаций из царскосельских придворных церквей.
20 мая 1927 года Музею торгового мореплавания была передана дворцовая живопись по морской и корабельной тематике. Отличавшаяся роскошью переплетов библиотека Великого Князя Павла Александровича в количестве 1846 томов была вывезена для передачи в Театральную библиотеку. Причем до акта передачи, по описи 1925 года, она включала 1888 томов и альбомов [Ф. 254. On. 1. Д. 5]. Многие из них были подписаны знаменитыми художниками, писателями, министрами. Оставшиеся ценности были отосланы в Гохран, в том числе и доселе не найденный портрет Ольги Валерьяновны с сыном [Ф. 254. On. 1. Д. 7].[7] Закончилась эта «раздача слонов» преобразованием бывшего дворца в советскую партшколу. Архив и фотоальбомы семьи были официально переданы в Москву и Красногорск. Часть дворцовой мебели просуществовала в партшколе до оккупации. Больше о ней ничего не известно.
Чтобы понять, что представляло собой имущество царских дворцов со всеми их камер-юнкерскими комнатами, достаточно пробежаться по 21-й описи 487-го фонда Дворцового управления архива «на Сенатской».
Дело 665. Списки предметов, поднесенных Императору Николаю II и его семье частными лицами.
Дело 669. Опись имущества комнат Алексея Николаевича.
Дело 684. Ведомости хрусталя,фарфоровых вещей, хранящихся в здании Баболовского дворца.
Дело 685. Опись картин и рисунков художников, находящихся в царскосельском Дворцовом управлении.
Дело 689. Опись эрмитажных картин, находящихся в помещении пенсионерских конюшен.
Дело 696. Опись дворцовых вещей, находящихся в квартире делопроизводителя Андреева.
Дело 697. Опись дворцовых вещей, находящихся на квартире капитана корпуса жандармов Агафонова.
Дело 699. Опись икон и других вещей, находящихся в часовне при станции Александровская. Свыше 50 предметов, связанных с царской семьей.
Дело 708. Опись имущества наследника в здании Детский остров.
Дела 1293-99. Опись утвари придворной Воскресенской церкви Екатерининского дворца...
Тысячи дел!
Следующий этап расхищения царских предметов проходил в 1941 и 1944 годах. С началом войны пригородные музеи Петербурга успели эвакуировать лучшую часть своих коллекций. Разумеется, эта оценка опирается на советские вкусы того времени. И здесь показательна история другого царскосельского дворца.
Когда 17 сентября немцы вошли в г. Пушкин, в Екатерининском дворце оставалась почти вся мебель: из карельской березы, амаранта, красного дерева и африканской пальмы; малахитовые шкатулки, иконы в рамах, выполненных по рисункам Растрелли, трости, кубки, десятки полотен картинной галереи. Судя по документам штаба Розенберга в Риге, трофейная комиссия вывозила ящиками то, что укладывалось в общеевропейские вкусы (янтарную комнату, сервизы царей, европейскую живопись), — всего до 30 тысяч предметов, из которых после войны в музей вернулось лишь 400 единиц! Перечислим наиболее значимые экспонаты: 100 старинных икон письма Шебуева, Павлова, Егорова, Вебера и других из дворцовой церкви, где самая историческая была подарена церкви императором Петром Федоровичем в 1762 году; тронное кресло и штандарт XVIII века; мундир и печатка Александра I. Мелочи (в том числе тысячи иностранных книг, рукописей, автографов) в огромном количестве расхищались на память солдатами СС из хозяйственной роты, восхищенными испанцами из 769-го и 263-го полков. В то же время, превратив в коммутатор усыпальницу князей Юрьевских, к интерьеру и сохранившемуся изваянию отрока Бориса фашисты добавили несколько откуда-то взявшихся царских портретов XVIII века.[8] Жизнь на кладбище так им казалась цивилизованнее. После разгрома Пушкина советской артиллерией остатки царской собственности представляли следующую картину. В бывшем государевом Федоровском соборе погиб ценнейший фотоархив. [9] По рассказам бывшего главного хранителя Александровского дворца- музея А. М. Кучумова, подле разрушенной Белой башни были разбросаны вещи царевича Алексея, кроватка дочери Николая Павловича, Ольги, с музейной маркировкой, игрушки, альбомы с фотографиями, пустые коробочки с монограммами. При обследовании деревянной застройки в Павловске и Петергофе специальная рота НКВД обнаружила сотни вещей старорежимного происхождения вплоть до портрета Павла I (предположительно кисти Боровиковского). Что тогда перечислять ларцы, вазы и стулья с дворцовыми этикетками!
До перестройки «блуждающие» царские вещи чаще всего попадали в музей ную закупочную комиссию. Однако все, что было связано с последним царствованием, до времени воспринималось равнодушно. Поэтому к моменту крушения железного занавеса романовской собственности оказалось слишком много: у наследников придворного духовенства и тех, кто руководил сносом церквей; на знаменитом чердаке в Казанском соборе, где складировались святыни и штандарты военных храмов Петрограда. Кроме того, царскими вещами оказались набиты театры: мундирами с вензелями великих князей, фуражками и шпагами с гравированными надписями, а также предметами быта.
Одна из самых парадоксальных историй произошла в Юсуповском дворце на съемке фильма ужасов о Фредди Крюгере. Среди бутафории, привезенной с «Ленфильма », возле проходной висел портрет «неизвестного», а точнее — владельца Павловского дворца генерал-адмирала Великого Князя Константина Николаевича. Доверительно сообщенная директору Павловского музея Ю. В. Мудрову, эта информация показалась не представляющей значения, что соответствовало номенклатурной этике. По всей видимости, шедевр, предположительно кисти Крамского, до сих пор кочует по павильонам, помогая раскрывать образ эпохи в сериалах про сыщика Путилина.
По рассказам специалистов, только Петергоф активно собирал царские вещи, в том числе и не свои. Так, при посредничестве научного сотрудника Аничкова дворца Петергофский дворец-музей приобрел у одной старушки кровать Великой Княгини Ольги из Гатчины. Собственные экспонаты Аничкова дворца, ставшего Дворцом пионеров, где только не всплывали. С наклейками советского времени, как свидетельство подлинности происхождения, на аукционе Sotheby’s была выставлена икона тезоименных Николаю II святых апостолов.[10] Писанная палехскими крестьянами, она, pardon, где-то блуждала все эти годы, несмотря на реквизиции Помгола, аукционы и кражи.
Лучшим доказательством принадлежности к августейшим владельцам являются «родные» вензеля и штемпель советских времен. Но надо знать и историю, скажем, драгунских полков. В Тверском музее сохранился огромный конный памятник неизвестному «Дорогому Шефу». Согласно военной энциклопедии Сытина, шефом 16-го Тверского драгунского полка с рождения был Великий Князь Дмитрий Константинович. Сразу подчеркнем: подобного монумента расстрелянному Романову нет ни в Москве, ни в Петербурге!
Другая кавалерийская история относится к московскому аукциону. Десять лет назад на частную конюшню в Пушкине к Афанасию Г. принесли бронзовую модель, якобы изображающую Николая И. Всадник в драгунской форме полка Его Величества глазами и бородой был очень похож на Государя. Одна незадача: на погонах
предполагаемого Николая II стоял его же вензель. Этот аргумент в пользу «царя» выглядел смешно. Как известно, на погонах самого Николая были «инициалы» его отца — «АШ». Афанасий сразу же передумал занимать 500 долларов, а замечательная скульптурка высотой 35 см попала в магазин, а затем на московский аукцион, где на торгах была продана за 20 тысяч у. е. Неразумно фантастическая цена за обычного петергофского драгуна!
В настоящее время в обеих столицах имеют хождение самые разные вещи династии русских императоров: от автографов до шкафов с монограммами. Помочь коллекционерам не усомниться в их подлинности — задача знатоков российской истории.
Андрей Барановский
Andrey Baranovskiy. ROYAL PROPERTY WANDERS THE COUNTRY
The author of this article raises a reasonable question about the fate and whereabouts of many objects that were part of the estate of the House of Romanov. Far too many items disappeared to be lost simply due the pillage and plunder of revolution and war. The author attempts to trace the movement of important collections at the early stages of the nationalization of property. This becomes especially clear with the contents of the palace of Princess Paley, wife of the royal prince Pavel Aleksandrovich, in Tsarskoe Selo. Citing documents from that period the route of the royal property movement is traced over the years.
As a result of many circumstances, the royal property partially reappeared in the West, but the majority of items was spread broadly throughout Russia. The most precious pieces were distributed to museums. Items, relating to the royal theme, can still be found, for example, in State buildings or among the property of certain theaters. Interest in the royal theme generally as well as in the Romanov’s property in particular has increased considerably lately. Today one can find royal household items both in antique shops in Moscow and Petersburg as well as at the auctions in the West.
Примечания:
[1] Варшавский С., Реет Б. Билет на всю вечность. Повесть об Эрмитаже. Я., 1981.
[2] Родзянко А. Воспоминания о Северо-Западной Армии. М„ 2000.
[3] «Жалоба княгини Ольги Палей комиссару Георгенбергеру». Копия в фондах Краеведческого музея г. Пушкина.
[4] Яукомский Г. Царское Село. Мюнхен, 1923.
[5] Воспоминания кап. 1-го ранга В. Н. Смирнова. См: Петербургский монархический вестник. 1991. № 1. С. 26.
[6] Эта часть эссе построена по материалам дел о ликвидации дворца Палей. Центральный государственный архив литературы и искусства Санкт-Петербурга. — здесь и далее ссылка на документы этого фонда в тексте.
[7] Номер портрета по описи — 393
[8] Воспоминания А. М. Кучумова. Ксерокопия рукописи. Архив автора.
[9] Черновская Я. Государев Федоровский собор // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 24.
[10] Каталог аукциона Sotheby's. Лондон, 1992.