Еврей, который больше всего любил Николая Второго. Памяти писателя Игоря Бунича

14 июня 2000 года внезапно скончался автор известного политического романа «Золото Партии». Задуманный ранее, он был создан за пару месяцев в 1990 году, после чего целый год с риском для жизни пристраивался в любое издательство. Материалами для повествования послужили ксерокопии секретных документов, бесконечные мемуары бежавших на запад советских чиновников и раскрытых контрразведчиков. Собранные смеха ради узкой семьей питерских коллекционеров дореволюционной государственности, эти документы были литературно обработаны бывшим капитаном 2 ранга Игорем Буничем.

Флотский офицер – переводчик, уволенный из Военно-Морской Академии в 1982 году за излишний интерес к императорской армии, он являлся выдающимся эрудитом и душою всей «кают-компании». Его уникальная память мгновенно воспроизводила цитаты из Библии, Ахматовой или переписки премьер-министров по иностранным первоисточникам. Неожиданностью для наблюдавших его просветителем за чашкой кофе, стал внезапно открывшийся дар писателя. Овладев приемами, свойственными большому таланту, он принялся на чистовую печатать свои произведения в двух экземплярах под копирку.

Созданное на едином дыхании «Золото Партии» нанесло страшный удар по номенклатуре. Никакие ее инструкторы с умом и талантами грибоедовского Молчалина не нашлись, чем и ответить. Тем более, что знания и способности идеологических работников уступали любому неформалу с катастрофическим счетом. Россия вставала с колен и пока, что только читала. Не было ни одной страны или деревни, в которой бы русские люди не затрепали до дыр «Золото Партии». Финансовая история С.С.С.Р. Очерки ограбления большевиками собственного народа в духе средневековых технологий. И ведь до сих пор, на вершине этого срама заседают какие- то странные люди, которых только слепые с картины Брейгеля смогли бы принять за цвет нации.

То, что Бунича не убрали после первого стотысячного тиража книги в 1991 году, подтвердило его собственную мысль, что «система» и расправляться с кем-нибудь способна «только из-за бабок». Живя на процент от искусственно созданного дефицита, поколения идеологических работников деградировали так, что на несколько лет позабыв о политике, кинулись растаскивать народное добро. Этой теме было посвящено уже седьмое по счету произведение Бунича «Беспредел». Небезынтересно напомнить, что ему предшествовали такие бестселлеры, как «Кейс президента», «Две смерти Александра I», «22 июня» и военно-морские труды прозаика.

Захватывающее изложение легендарной кончины Александра I, возникло, как дань увлечения классической эпохой, хотя, для многих его друзей наиболее любимым периодом было царствование Николая II. Здесь Бунич, обладавший не меньшим объемом источников, чем академик Ольденбург или Радзинский, буквально захлебнулся в их систематизации. К тому же, у всех на глазах происходили необыкновенные события, и ему хотелось рассказать о них сочную правду. Зная, насколько с годами стареют официальные концепции, он со свойственным ему дедуктивным методом, проанализировал политические сезоны ельцинской пятилетки с такой скоростью и убедительностью, что даже спустя несколько лет, после выхода всех воспоминаний и разоблачений к произведениям Бунича нечего добавить. Одним из удивительных примеров оного была книжка «Кейс Президента». Раскрывающая историю отстранения Горбачева, она была напечатана на старорежимной машинке хозяина 20 августа. Московские беспорядки еще не закончились, а он уже пытался протолкнуть их литературное осмысление в типографию. Рукопись с вымышленными диалогами Горбачева, Язова, полным финалом и выводами была опубликована в формате газеты-толстушки, числа 23-го. «Союз-печать» еще существовала, и висевший за стеклом газетной будки «Кейс Президента» сразу бросался в глаза. Через несколько дней посыпались всевозможные показания, существенно ничего не менявшие в структуре рукописи. Анекдотами для друзей оставались и лексические синонимы Бунича. Сочиняя за членов Ц.К., он всегда думал о них лучше. Впоследствии «Кейс Президента» вышел в переплете. Он лег в основу целой политической фаланги, продолженной «Мечом Президента», закончившейся политической и физической смертью Ельцына и самого Игоря Львовича.

Все эти произведения, посвященные Перестройке, давно отвлекали Бунича от любимой им военной истории, о которой он мог бы составить новую «Сытинскую» энциклопедию. Но огромная популярность его политических произведений мало способствовала заказам на научные труды. Проще говоря, их должно было финансировать новое демократическое правительство или «Воениздат». Первое хоть и пришло, к власти тряся томиком «Золота Партии», но не могло простить, что их комсомольско-фарцовая сущность, была спроецирована И. Б. такими простыми штрихами.

Гос. наука, не отличаясь от всего социума, переживала повсеместное крушение идеалов. На несколько лет ее подсобные структуры увязли в тиражировании «Тарзанов». Что и сказать, даже издательский отдел Патриархии как-то раз вложился в адресованный будущим фундаменталистам Коран.

Напротив, созданное при участии Бунича издательство «Облик», использовало всю полученную прибыль на поиск редких фотоснимков петроградской старины и быстро разорилось. Огромное количество журналов и книг, адресованных истории, оставались невостребованными на складе. Натыкаясь на элементарные словосочетания: «За Веру Царя и Отечество» в курируемом Буничем журнале «Военная Быль», заскорузлое начальство книжных коллекторов Ленинградского гарнизона продолжало сигналить об усиливающихся антисоветских настроениях в Армии, где все больше разворовывали матбазу, идейные коммунисты.

Еще в большей степени ее политуправление не было готово к двухтомнику «Операция Гроза», о секретных планах завоевания Европы Красной Армией в трагическом 1941 году. Мощнейший роман, высвечивающий хитросплетенные узелки сталинской интриги, насыщенный деталями вплоть до вопросов военного снабжения и лирических отступлений в жизни палачей двух народов, выводил дискуссию о значении открытий Бунича из кабинетов на космическую орбиту. В «Грозе» было убедительно, дотошно, со смакованием технических подробностей (в сносках) показано, как Сталин спровоцировал Гитлера на войну против С.С.С.Р. Как морально разорена была наша страна, что даже по оценке журнала «Наука и жизнь» три и девять десятых миллиона советских бойцов сдалось к фашистам в плен к зиме 1941 года.

Те, кто плохо читал книгу, пробовали обвинить писателя в анти-патриотизме, в посягательстве на самое святое, но проиграли этот тур в собеседовании с незабывшими про 41 год прямолинейными ветеранами. Известный авторитет в области гвардейского Петербурга, участник Великой Отечественной подполковник Г.В. Защук (из дворян), с болью в сердце говорил, что будущие офицеры должны помнить о безнравственной жестокости маршала Жукова. А сколько таких очевидцев встречалось с Буничем, доверяя ему свои воспоминания с нередкой просьбой – «без указания фамилии». Уже понимая, что он ведет особую литературную войну за память о малоизвестных, но настоящих героях своей Родины, историк манкировал традицию бесконечных ссылок на источники и превратился в писателя.

Под этим предлогом не собрался и круглый стол из маститых ученых, жаждущих развенчать книгу. В какой-то степени И.Б. сам предоставил им в руки крупный козырь, вставив в столь серьезную вещь, как «Гроза», сцену свидания Сталина и Николая II. Действие происходило на охраняемом островке под Москвой. «Мы вышли на берег Буга»,– попыхивая трубкой, сообщил кремлевский диктатор умирающему в 1940 году царю. «Храни тебя господь», – раздалось в ответ. Имевший устную информацию об ином варианте судьбы царской семьи, Бунич свыше двадцати лет (!) разрабатывал собственную версию екатеринбургской трагедии. Вкрапление ее мотивов в качестве отступления в целях философского осмысления советской агрессии через державное строительство дало возможность оппонентам игнорировать появление произведения уступающего «Тихому Дону» только количеством томов.

На «Операцию Гроза или ошибку в третьем знаке» не последовало никакой критики. С этого момента молчаливая реакция на откровенные сюжеты в произведениях Бунича становится сильнейшим средством борьбы против популяризации его идеи очищения национальной морали от плевел. И тогда он создает «Беспредел». Впервые озвученное им в литературе 90 –х понятие.

«БЕСПРЕДЕЛ» по БУНИЧУ.

Очередной роман по своей политической сущности был продолжением линии «Золота Партии», но уже с точки зрения становления криминального капитализма в стране с высокоразвитыми феодальными пережитками. Чтобы это все не было так мерзко и скучно, Бунич закрутил сложнейшую, как у Булгакова, драматургию с последующим раздвоением личности у спец-агентов. В книге их два. Один представляет собой разведчика Ц.Р.У. Роберта Макинтаира, полюбившего культуру России больше, чем все чиновники этого государства, с которыми он вынужден сотрудничать на почве обмена опытом. К нему приставлен капитан Беркесов, вырастающий под перестройку до генерала К.Г.Б. Вокруг этих типов, двух идеологий, в простом алгоритме противопоставляющих лучшие человеческие качества тупой выслуге лет, выстроена дополнительная интрига с перепродажей в Ирак советских баллистических ракет. Если кто захочет доставить себе максимум удовольствия к пенсии, советую кусками перечитывать «Беспредел» и Гоголя. Хотя в отличие от замкнутой жизни великого русского классика, перестройка поломала внутренний распорядок не одним писателям. Концовка «Беспредела» содержит несколько противоречий, которые Бунич не успел исправить из-за загрузки заказными проектами. Начиная создавать «Беспредел», Игорь Львович в первую очередь планировал уникальным литературным путем свести счеты с репрессировавшим в свое время его друга капитаном К.Г.Б. Черкесовым. Допрашивавший в начале 80-х самого Бунича на предмет увлечения судовыми моделями и эмигрантской литературой, Черкесов оставил по себе память о том, что расследовал дела тех русских патриотов, которые при настоящей смене власти должны были сидеть на его месте.

Поелику«Беспредел» в нашей стране всегда имел глубокие исторические корни, то педофилы легко становились пионервожатыми, а недавние разорители храмов приобретали выгодные подряды на их восстановление. В круговороте этой тютчевской дилеммы, по мотивам городских скандалов и проишествий, на страницах романа делают свои дела мэр Петербурга – Топчак, еврейский шпион Ицхак Бен Цви (в миру идеолог общества Память Дмитриев), председатель Русского Национального собора, генерал К.Г.Б. Севрюгин, зашифрованная Сюзанна Мэсси и сам автор, мораль и жизненный опыт которого перешли к американскому разведчику. Создав такую полуфантастическую вещь с неземными любовными приключениями, Бунич специально замаскировал ряд преступлений демократической элиты. Описанные с юмором Ходжи Насреддина воровские проделки мэра Топчака и других персонажей соответствовали его авторской манере и возможностям издать-таки книгу. Замена пары букв при сохранении необратимости звучания фамилий предоставляла еще один шанс не разориться по суду. А то, что за это могли пробить голову, на фоне происходившего не предоставляло особых сомнений.

Под видом конфискованной машинописи в Бунич включил в «Беспредел» специфические очерки о русской истории. Полное страшной правды описание вечной борьбы с собственным народом. Убийства лучших правителей и ответные профилактические меры. Смягчающий жуткую концепцию свежий взгляд на прогрессивное царствование Лжедмитрия, Петра II или Николая Александровича, только вызывал у, вынужденного прочитать «весь этот бред» Беркесова томление в чекистской голове. После Чаадаева и Льва Гумилева подобный взгляд на отечественную историю представлял из-себя нечто новое. Если бы аспиранты наших вузов не защищались до сих пор по «образам онегинской скамьи в ленинградской поэзии», то можно было бы рекомендовать целой кафедре перепроверить, справедливы ли версии Игоря Львовича? Но, как всегда, с «500-летней войной русского народа», не стали спорить даже журналисты. Во-первых, во многом автор был прав, и это досадно! Полемика бы только способствовала бизнесу его скромных издателей. К тому же, Собчак практически купил лидеров прессы, предоставив несколько бесплатных квартир редакторам самых знаменитых демократических газет. Понимая в «культуре» не более Раисы Горбачевой, Анатолий Александрович оставил после себя буквально «выжженное поле», где вместо тысяч и тысяч талантливых представителей творческой интеллигенции северной столицы монопольно процветали Розенбаум, Корнелюк, академик Лихачев, директора музеев в которых он порхал по презентациям, некоторые разжиревшие «митьки» и Запесоцкий с Запольским.

Весь остальной цвет города вымер, уехал заграницу или влачил нищенское существование. К последней категории в утрированной форме относился и сам пророк. Если Буничу и удавалось купить на свои гонорары банку кофе или открытку с изображением царского дредноута, он радовался, как дитя. Проживая в трехкомнатной распашонке он едва сумел купить взрослой дочери комнату в соседнем доме. Тиражи его книг, особенно в пиратских вариантах перевалили за миллион, но максимальная цифра за их права не превышала пары тысяч долларов за оригинал-макет. Не имея никаких премий и дотаций от государства он вынужден был финансировать свои исследования, междугородние звонки, заказы нужных фолиантов и справочников. Того, что оставалось, хватало только на жизнь.

Необходимо заметить, что современный книжный рынок возник в соответствии с самыми искренними запросами читателей. Это в предыдущую эпоху искусственный дефицит и массовый психоз вели к тому, что в очереди за собранием Голсуорси одновременно могли оказаться: ветеран войны, дворничиха и профессор. Никто из них не читал, и уж конечно не перечитывал, большинство этих книг, внося личный вклад в мифологему совка. Спорные перемены вернули обществу всю прелесть сословности вкусов. Огромный процент биологически истосковавшегося по развлекательной литературе люда стал сметать с лотков книги с интригующими обложками. Очень быстро это приобрело форму безудержной моды, что не только вело к забвению надуманных идеалов. Деградация от читателей к издателям по принципу домино, разрушила половину тогдашних серьезных питерских проектов, в том числе и в издательстве «Облик». Вынужденный обратиться к рыночной прозе, Бунич остроумно включил относящиеся к последнему царствованию разработки в заказной роман «Синдром Николая II».

«Синдром Николая II».

Он был убежден, что в 1917 году его дед-раввин помчался в Тобольск спасать веротерпимого царя. Автор изначально сомневался в большевистской логике екатеринбургской трагедии: какие-то в их семье существовали устные предания. Выступая на двух конференциях с сенсационными показаниями он, как всегда, настолько перебирал в деталях, что ни одна из комиссий так и не обратилась к нему за помощью. На тот момент на головы ученых мужей свалилось энное число сумасшедших, затруднявших своими байками поиск истины. Бунич же, по характеру был предрасположен скармливать им лучшие сорта кофе. Зная это, некоторые из друзей специально отправляли к нему августейших самозванцев. В связи с «Синдромом Николая II» хочется подчеркнуть, что, имея системное понятие в вопросах дореволюционного государственного устройства, он очень много помогал традиционалистам. Достаточно было указать его участие в организуемой конференции или акции, как оппоненты грустили. Году в 93-м, несогласный с увольнением его из Армии по распоряжению органов, он на полном серьезе просил Монархический Союз восстановить его в звании. В отличие от проворонившего все, что можно Генштаба, оценивая положительное влияние книг Игоря на младший офицерский состав Российского Флота, мы авантюрно присвоили ему следующее звание – полковник В.М.Ф. Есть у них на флоте такая категория... Шутки-шутками, но «старик» прослезился и долго гордился «возвращением в строй».

Шумные выходки экстремистских организаций с юродивыми в царских фуражках, а также формальное использование Ельцыным имперских символов изменили вектор общественного мнения, до начала 90-х сочувствующего историческому пути развития. Не сходившая с газетных полос полемика об останках и карнавалы военно-исторических клубов постепенно стали уводить Бунича от монархической идеи, коей он был глубоким приверженцем. В середине 90-х Игорь принял заказ на увлекательный роман о гибели царской семьи. Как и в предыдущих его политических вещах, расфасованные до и после авантюрных историй документы, должны были уверить читателя в спасении царевича Алексея, его жизни в советском пространстве под фамилией «Лисицин», В политическом плане «Синдром Николая II» содержал несколько заблуждений. Разочаровавшись в монархическом движении, точнее в его шелухе, полковник нарочно представил молодежное движение детищем К.Г.Б. То, что это было неправдой, он прекрасно знал сам, но желая хоть как-то помириться с властями и пошутить над задержавшимися в развитии романтиками, пошел на литературный конфликт. Самое печальное, что не получив никакой признательности от демократов, он потерял поклонников из белогвардейского стана во всем русском мире. Поссорились и мы: я просил не включать меня в книгу под псевдонимом капитан «Андрей Болконский».

Следующее такое же нелепое по своему рыночному оформлению произведение «Дартаньян из НКВД» окончательно увело от него читающий бомонд. За-то, по договору с «оптовиками», сдвинулась с мертвой точки Морская книжная программа. Подготовив за последние пять лет свыше десяти серьезных трудов, Бунич всецело переключился на флотские повести. Не мне, сухопутному человеку, судить об их научной основе! Описывая чарующим слогом войну в океане, арматуру броненосцев, судьбы русских и иностранных моряков, Игорь «разгрузил» завалы секретности у многих тайн атомного века.

При жизни не идя в полной мере на доверительное интервью о себе, считая это занятие отчасти ненужной тратой времени, Бунич оставил после себя несколько загадок.

Первая и самая главная из них заключается в его чрезвычайной осведомленности. Целый десяток книг начиная с «Золота Партии» и заканчивая «Таллинским переходом» включал в себя уровень знаний, схожий с кругозором «Войны и Мира» Толстого. Следует заметить, что к услугам Льва Николаевича были все материалы, не имевшие после 1812 года военной тайны. Таким объемом источников Бунич обладал еще в 70 годы в связи с выходом в Америке романа «Николай и Александра». Судя по его фразам, он был не только советским консультантом Роберта Мэсси. Как такое могло случиться, что К.Г.Б. проворонило русского соавтора книги? Есть несколько вариантов ответа, но лучшим может показаться ответ вопросом на вопрос. Почему это известное своими профессиональными оплошностями ведомство в 1984 году распорядилось «запретить проигрывание в Москве чуждых нашему обществу» ансамблей «Браво», Хулио Иглесиаса и кучу других просоветских менестрелей, забыв при этом Rolling Stones с «Зоопарком»?

Бунич много лет поддерживал отношения с супругами Мэсси. В «Николае и Александре» присутствуют фрагменты схожие с чувствительной манерой петербургского автора. Допустим, не стоит преувеличивать значение их сотрудничества: ведь семья об этом ничего не знает?

Другая загадка – путч 1991года. Скромный пенсионер, он же автор скандальной книги, изобличившей денежные аферы КПСС. Ветхозаветный пророк, выходящий на улицу лишь для того, чтобы покормить свежей рыбой любимых котов. С самого начала фаросской аферы ему отключили телефон, особенно после одного загадочного звонка, которого я был случайным свидетелем. Некто из псковской дивизии В.Д.В. по межгороду спрашивал: идти ли им на Ленинград, как это было предписано Центром? Покуривая легкие сигареты, Бунич убедительно объяснил, что через несколько дней Г.К.Ч.П. лишится власти и следовательно незачем рисковать десантниками. Так оно и произошло. В тот же день, беседуя с другим, уже русским религиозным лидером Владыкой Иоанном, я напротив услышал компромиссный лепет старца. Предложение открыть Исаакиевский собор, где на случай беспорядков у Мариинского дворца могли бы укрыться толпы православных, показалось ему, цитирую: «в административном плане - несвоевременным».

После прихода к власти Ельцына, Игорю было предложено переехать в Москву и войти в команду будущей «семьи». Он был тогда в фаворе со своими «антикоммунистическими хитами», которые не без пользы прочел и сам нетрезвый гарант. Мудрый Бунич понимал, что новые непослушные москвичи, заступив на место прежних, еще пуще обворуют Державу, что и произошло. А консультантом, как и хотел непреклонный Ельцын, стал все-таки человек по фамилии Бунич, но Павел... (Ему объяснили, что это один и тот же человек.) Повсюду заявленный, как политолог П. Бунич не сумел предсказать ничего особенного, кроме инфляции и плюрализма температурных изменений окружающей среды...

То, что Ельцын и Собчак не включили в свою огромную администрацию ни одного из приведших их к власти «неформалов», а наоборот повысили в должности тех, кто являлся солью и плесенью свергнутого режима, уже тогда приоткрыло глаза на сомнительные перспективы духовного возрождения. Новыми приключениями Джельсомино в стране замечательных лгунов могло стать наблюдение за «демократической» карьерой уроженцев Лубянки и Гороховой.

«Беспредел-2» оказался настолько убийственным по содержанию, что печатать его в Петербурге никто не рискнул. Необходимой казалась дополнительная редакция в стиле фэнтэзи, смягчающая ауру мелкобуржуазных преступлений главных героев. Венцом трилогии, замыкающим Полный Беспредел остался неосуществленный проект «Стабилизец», его собственное словцо.

Как и газета «Новый Петербург», зная прекрасно историю восхождения Путина, Бунич подключился к этой шитой белыми нитками повести в колониально-приключенческом духе Буссенара и Хаггарта. Новый вариант под названием «Консультант по борьбе с терроризмом» остался незаконченным. Скорее всего, писатель умер своей смертью. Как Анатолий Собчак, – внезапно. Для тех, кто не верит в это, остается возможность понаблюдать за судьбой других свидетелей в многотомном ленинградском деле, начавшимся задолго до перестройки Барака.

И напоследок я скажу.

Полковник очень много помогал делу спасения Некрополя Северной столицы. За какое-то время, мы договорились, что я устрою ему похороны в Александро-Невской лавре. Печальный анекдот заключался в том, что для могилы Старовойтовой и других именитых, там разрушались многочисленные старинные могилы. С помощью покойного Юрия Пирютко, мы обнаружили единственный не проданный до 1919 года участочек на берегу.

16 июня 2000 года я легко добился встречи с симпатичным губернатором Яковлевым и получил его распоряжение выделить на Никольском кладбище Игорю Львовичу место. Начальница знаменитой конторы на «Первой Советской» была уверена, что мы по традиции, опять кого-нибудь будем сносить. Но это был первый и последний случай для современного Никольского кладбища, когда святотатства не произошло. Я уже запутался тогда, какого религиозного толка придерживался сам писатель... Больше всего он любил Николая Второго: еще в те времена, когда за это могли посадить. По просьбе родни писателя отпевали в Чесменской церкви. На похоронах было много пожилых моряков и… слабовидящих. Выяснилось, что Игорь большую часть гонораров отдавал Всероссийскому обществу слепых.