Батальон «Смерти» Марии Бочкаревой. Теща Брусилова, любимая поэтесса Сергея Есенина. 13 старинных
Первую Мировую войну до сих пор выводят с маленькой буквы, и мы как-нибудь откроем правду: почему! Не дает она им покоя; империалистическим околышем и ленинскими призывами — «перейти от патриотической войны к Гражданской, до полного истребления классов!»
Из 50 тысяч захоронений героев и участников той войны, — в Москве и Петербурге сохранилось 20—30 могильных памятников, часто поваленных монументами в канаву. Так у нас прививается чувство воинского долга перед Родиной. Ну вот, ко дню ее защитников рассказ о тех, кого уничтожали под вымпелом 23 февраля.
1. Справочная книжка для офицеров. В. Малинко. Москва 1916 г.
Типография т-ва А.И. Мамонтова.
Удивительный юридический свод на 800 с лишним страниц, в котором не сказано только о личной жизни офицеров! — но о полагающемуся им по чину: количеству охотничьих собак, лошадей экипажей и пенсий — все здесь указано.
Целые разделы повествуют о повседневной жизни кавалерии, артиллерии, сверхсрочной службе, наградам при отставке, квартирному довольствию, прошениям на Высочайшее имя.
Текущая война добавила новые разделы:
О предохранении от газов.
О реквизиции продовольствия, то есть сколько каких продуктов можно взять с населения о способах уплаты за них если такая предположена, когда для правильности эксплуатации местных средств весь театр военных действий разбивался на районы.
В этой маленькой энциклопедии приводятся данные о провианте на человека в сутки, на десять и сто и пр. в мирных и боевых действиях.
Особенно интересны положения о «нарушение воинской подчиненности». Эта ласково называемая у нас неуставными отношениями ситуация, обладает в книге интересной юридической терминологией: «Ропот против распоряжения начальника» (ст. 108), «промотание годовых вещей»; оскорбление действием или насилием, превышение и «бездействие власти» (допустим неупотребление возможностей к снабжению отряда; «недолжное попечение о больных»... Определенные сроки, суммы и статус наказаний...
Но ближе к войне. Еще витал какой-то дух XIX века, что зафиксировано в «Справочнике офицера» в таких неожиданных словах.
Во время военных действий воспрещается: убивать или ранить неприятеля, который положив оружие безусловно сдался... Запрещается объявлять, что никому не будет пощады. Войска должны уважать семейные, имущественные права неприятеля, а также религию и обряды веры. В свою очередь, разрешается захватывать всякую движимую собственность воюющего государства, склады продовольствия, ценные бумаги и казначейские деньги. Раненные и больные вражеской армии находящиеся у нас на излечении по выздоровлении, м. б. отпускаемы под условием не браться за оружие во время войны.
О книге можно писать целый обзор. Треть ее посвящена ведению боевых действий: от конных атак до распознания лазутчиков. Мелким но четким шрифтом («шестерка») справочник значительно превышает объем этого слова, скорее это двухтомник юридических и моральных правил боевой и мирной жизни последнего года существования Императорской Армии.
Несколько слов об оформлении. Обложка и титул выполнены графом И.М., много гравированных рисунков редутов и пулеметов
Первая часть книги напечатана на Арбатской площади, а вторая на воспетой Высоцким «1-й Мещанской в конце», только улица эта 30 лет спустя после выхода книги, как и вся Москва, и Красная Армия — стала другой. Листаешь эти положения для офицеров 1916 года и диву даешься. Достойно изучения наизусть Министерством Обороны.
2. YASHKA. Russian Womens Battalion of Death. First publishen 1919. London. Яшка. Воспоминания командира женского батальона Смерти Марии Бочкаревой.
Кажется это первое и единственное издание мемуаров знаменитой русской женщины, одной из создательниц женского «ударного движения» в Мировую войну. Ее полк, точнее батальон, состоял из женщин-вдов мужской внешности и характера «смертниц», желавших отомстить за погибшего мужа создавался на грани Февральской революции, но многие успели повоевать.
О Бочкаревой существует обширнейшая литература в военно-исторических журналах обновленной России, эти же ее мемуары единственные в своем роде и протокол допроса Красноярского ЧК (5.4. 1920) могут быть продолжением «Записок» Надежды Дуровой.
После Революции Бочкарева посетила с миссией помощи России —страны союзников; была принята президентом США — Вильсоном и Английским королем. «Вторая Жанна Де-Арк» — сказал о ней британский монарх и это подхватили газеты. Так она и погибла от рук красноармейцев, год спустя после выхода этих мемуаров, вернувшись домой в Армию Колчака (См. журнал Родина» за 1993 г).
Была ли русская версия этих мемуаров: вопрос. Это английское издание прекрасно оформлено с коленкоровыми крышками, тиснением в виде нарукавной нашивки и деревянного могильного креста, именуемого в народе «голубец».
На фронтисписе фотопортрет самой Марии Бочкаревой с георгиевскими крестами и четкой факсимильной подписью. На правой стороне форзаца фамилия английского владельца или сопричастного к изданию. Книга явно из какого-то спецхрана или привезена состарившимся эмигрантом. По-английски мемуары «Яшка» читаются легко, и бумага у мемуаров нашей русской Жанны солидная, пористая, а вся-то материальная память о Ней может только и осталась в этой прижизненной книге с вложенной фотографией.
3. Юрий Слезкин. «Святая радость». Рассказы. Петроград 1915.
4. Юрий Слезкин. «Бабье лето». Издание московских писателей. 1928 г.
Творчество Ю. Л. Слезкина — сына царского генерала, оставшегося жить и насколько это удалось, творить в Советской России, достойны целого исследования, благо этот автор не переиздавался у нас с 1927 года.
Краткая биография писателя присутствует в интернете. Она принадлежит достойному московскому исследователю — Станиславу Никоненко. Более полная информация покоится в личном архиве Слезкина в б. Ленинской Государственной библиотеке: фонд номер 880. Что-то около 40 дел...
Как художник слова Юрий Львович еще больший представитель дворянской речи. Из фамильного майората он и черпал свои образные выражения. Вот: «чешуя озера похожего на лебедя», «глаза, которые сверлили пространство», «она, вспоминающая Невский проспект, как сообщника» и целые строфы:
Сумерки окутали, и дом, и парк, и озеро. Вода блестела стальным блеском, но берега сливались в туманной дымке. Белые колонны беседки, миловиды, изогнутые горбы летних мостиков и каменная терраса выступали в зелени призрачными пятнами. В одной из липовых аллей трепетал красный огонек. Вадим мягко ступая по песку курил сигару.
В книгу включено несколько рассказов о Великой Мировой войне, но они не батальные. Самый первый посвящен духовному выживанию Левушки Брусницына вернувшегося в родную усадьбу фактически без руки на страстную неделю 1915 года. Столько мыслей, философии — доброй, не чуждой всему человеческому, как у христианских мыслителей Булгакова или Флоренского. Но этот рассказ, без Христа, но о Христе:
У Вас убит муж, у меня искалечена рука... Вот выпьем наливки Евдокии Анисимовны. Она делала ее когда- то изумительно....
Она все-таки спешила чтобы пользоваться утренним затишьем.
— Так значит мы увидимся, ведь Ваши Горленки недалеко отсюда.
— Вот увидите! Каким я стану хозяином, рука еще не совсем безнадежна, ее можно как-то двигать. Но она лишь готова была приласкать его как сына, потому что чувствовала себя старше.
— Я так и не похристосовалась с Вами, Лев Никитич... Христос Воскресе!
Таков литературный такт по отношению к происходящей войне.
Другие рассказы: «Воистину воскрес», «Золотая табакерка», «Литовский мед», «Прошлое», «Мать командирша», — находятся на грани новой патриотической беллетристики, о которой хочется написать диссертацию. В двух словах: под воздействием происходящего, дворянская литература таких, как Слезкин, приобрела не повторившуюся больше в нашей литературе величественную интонацию...
Книга выпущена на бумаге «Верже» плотностью 150 грамм, что делает чтение приятным. Титульный лист имеет дарственную от О.Ш. к некой М. И Марковой. Возможно, что это оформитель обложки. О. Шарлемань с которым (которой) Слезкин сотрудничал в журнале Лукоморье.
В начале 20-х Слезкин жил в Москве и после публикации последней книги «Бабье лето» 1927 г. получил фактический запрет на издание произведений. Эта вещь откровенно эпатировала карательные органы подзаголовком титульного листа: «О днях и людях ушедших навсегда» и названиями рассказов «Сырная Пасха», «Роковой заезд корнета Сумова».
Тут же в примечаниях автор указал, что «Корнет Сумов» был написан им в Павловске в 1910 году и дополнен в 1927-м в летней Вырице, являвшейся тогда местном добровольного изгнания бывших петербургских дворян, семейства расстрелянного журналиста М. Меньшикова, заводчиков, иеромонахов и гвардейских офицеров.
В «Бабьем лете» есть много приведенных географических мест. На 9-й странице Слезкин пишет посвящение своему отцу — бывшему царскому генералу; в первой же строчке романа звучит слово «гусар».
Переиздавая один из этих рассказов в книге 1927 года писатель снабдил всю эту дворянскую «ересь» полным мистификации предисловием, что рукопись их была ему передана от Н.Н. Трубачевой, которая наблюдала его в Публичной библиотеке в Ленинграде. Также и автор явного старорежимного романа «К берегам Тигра» (1962 г.), присочинит, что ему «попали записки сотника казачьего полка». Просто «Шолохов» какой-то!
Конец сборника звучит так:
Да самая отвратительная трусость присуща мне — гусару, бретеру, бесшабашному смельчаку Сумову. Это трусость показаться трусом. Трусость потерять свое достоинство перед чужими...
Вообще эти открытые карты рисуют Слезкина отчаянным белогвардейцем местного назначения. В «гусаре Сумове» он указывает один из его адресов главного героя: «Бассейная 17». Но ведь если посмотреть дореволюционную роспись домов по этой улице выяснится, что в соседнем 19-м «сорокинском» доме жил жандармский генерал Лев Михайлович Слезкин.
Не углубляясь в рукописный фонд Слезкина в Москве, скажем однозначно, что это и есть его отец. Другая составляющая необыкновенной биографии Слезкина — это его дружба с Булгаковым. Михаил Афанасьевич был преданным его почитателем и протеже, ведь Слезкин был уже широко известен до Революции.
Вместе с Булгаковым они и застряли в каком то белогвардейском захолустье а потом не успели эмигрировать (дали слабину) и перешли на сторону победителей.
Алчущих дальнейшие подробности мы отсылаем в архив...
5. Хаджи-Мурат Мугуев. К берегам Тигра. Орджоникидзе 1962 г.
Не пугайтесь восточных фамилий, по содержанию том интереснейший и не знаю, переиздавался ли после 1962 года.
В 780 страницах «Берегов Тигра» — четыре повести. Первая, посвящена рейду в 1916 году кавалерийской сотни для организации совместного наступления с англичанами на Багдад. Захватывающее повествование, в конце которого царские казаки поят своих лошадей водами Тигра, а британский генерал Томсон сообщает о награждении их золотым георгиевским оружием и крестами.
Вся проза романов такая забытая, как колониальные товары.
Едем, пригибая высокую сверкающую траву. Английский аэроплан развеял сомнения и неуверенность. — Очумели от радости, жеребцы, — кивая в сторону смеющихся говорит вахмистр, — словно живой водой сбрызнули. Ну и то сказать, вашбродь, много муки на себя приняли, не дай бог никому, Огибая лес, аэроплан проносится на значительной высоте в сторону пройденной нами пустыни. Прощаемся я иду сдавать кавалерию святого Георга и ночью не могу заснуть — передо мною, как живой стоит бедный юный прапорщик Зуев.
Вторая повесть «В тихом городке». Ее ведет от первого лица — автор или его литературный двойник, назначенный комендантом в немецкий городок Шагарт в 1945 году.
Городок полон шпионских страстей, рассказов о трофейных картинах, все подозрительны, даже переводчица Надя. Вроде симпатичная, как регулировщица на плакатах, хотя если присмотреться, она же, как у Высоцкого и то и другое — «воровка на доверии» у недобитых немецких фронтовиков! — в глазетовом гробу похищает картину изображающую Фридриха Второго с... Герингом. (А вот так...)
Один честный человек в этом городке — бывший ротмистр 5-го Александринского гусарского полка Тулубьев. Этот почтенный эмигрант отказался носить после Сталинграда траурную повязку, за что был арестован Гестапо и сидел почти до прихода Красной Армии.
Читая все это удивляешься, как Андрей Болконский: «Почему же я никогда раньше не замечал этой книги?» Точнее, как ее разрешили выпустить!
Ротмистр Тулубьев описан прекрасно: «А как увидел первого русского — остолбенел, как жена Лота, растерялся. Погоны увидел наши российские. Подошел к одному офицеру и вдруг как расплачусь. Тулубьев (не с него ли срисован граф Тульев в «Ошибке Резидента»), помог нашему коменданту вывести на чистую воду оказавшегося здесь же фон Трахтенберга.
Это место достойно припева. По роману, получается, что Трахтенберг — генерал-лейтенант 3 корпуса в Первую Мировую войну, а его сын Володя поступил в тот же 5-й Александрийский корнетом... Ревностные русофилы и монархисты они некогда перешли из лютеранства в православие, а в 1914 году подали рапорт на высочайшее имя, сделаться из Трахтенбергов — Боголюбовыми.
Вообще-то в советской литературе часто выводили героев из 5-го Александрийского полка. Мистически знаменитые черные гусары. От Гумилева все это или от Николая Тихонова? — но выбор полка и детальная осведомленность писателя настолько поражают, что хочется залезть в справочники.
Ясно, что Трахтенберги оказываются везде, но вот один из них вместе с А.А. Тулубьевым служили чиновниками особых поручений при канцелярии императрицы Марии Федоровны. И жили совсем рядом в Петербурге — на Дмитровском 10 и Надеждинской (Маяковской) 1. По этому же адресу нанимала квартиру Нина Трахтенберг – потомок Натальи Николаевны Пушкиной.
Во всех частях романа «К берегам Тигра» автору удалось избежать задач воспитательной советской литературы, в царских разведчиках ему «чуялось что-то общее с переходом через Альпы суворовских чудо богатырей».
Сведения Хаджи-Мурат Мугуева явно выходят за пределы сочинительства, тем более не ясно, как это пропустили и что из себя представлял главный редактор издательства. Вот, к примеру самый финал саги:
«Мне показалось, будто на секунду вдали мелькнула голубая вуаль княгини. Пустыня жарко дышала раскаленным зноем».
А где про товарища Сухова и коренастую фигуру матроса Полевого?
Книга, напоминающая своим оформлением пачку сигарет Camel или рекламный плакат фильма «Лоуренс Аравийский» — вышла большим тиражом, но военным историкам она мало неизвестна. Было бы занятно спустя пол-века получить какие-нибудь интересные сведения.
6. И.М. Аничкова. Из жизни женщины. Роман из современных русских нравов. Издание т-ва Вольф. 1905 г.
Все женские романы по-своему одинаковы, но эта вещь госпожи Аничковой отличается энергичным повествованием, когда за 145 страниц проносится жизнь женщины от царств Николая Первого до Русско-Японской войны. Хоть и не о Германской войне сам финал, но мысли, как говорилось в ту эпоху — тезоименитные.
Начало сюжета почти традиционно. В Петергофе рождается ребенок — девочка, мать умирает при родах. Отец вскоре женится. Поэтому сироту отдает тестю. Добрый дедушка и воспитывает внучку, пока не умирает:
... Узнав о смерти дедушки, император Николай Первый прислал две тысячи на его похороны. Придворный садовник Вендельстоф будучи хорошим знакомым дедушки привез ему несколько венков дорогих цветов.
Подобные историзмы, как описание похорон в Мартышкино; жизнь девушки в дворцовом пригороде, в Риме, — очень украшают роман. Когда же девочку пришлось взять во вторую семью, где ее обижали, отец случайно узнал, что дочь расположена в одиночестве заниматься рисованием и лепкой. Несмотря на подкаблучность второго брака, отец все-таки был приличным человеком и чтобы не травить дочь отправил ее с 10 тысячами рублей в Рим к одной знакомой.
Там она стала юной скульпторшей и похорошев получила несколько предложений руки и сердца. Вместо того, чтобы выстраивать счастливый конец, писательница Аничкова превратила ее брак с одним богатым красивым человеком в непонятую драму. Может надо читать очень внимательно, чтобы судить ее обстоятельства?
С рождением детей и смертью надоевшего карьерными происками супруга заканчивается роман, но похоже его написание совпало с началом Японской войны и мадам Аничкова сделала решительный конец. Сын героини — Жорж поступил добровольцем в Забайкальское Казачье войско и тут, можно сказать, женский роман заканчивается и начинается «Мать» Горького: только все наоборот:
Шестого июня Васса прочла в газетах, что ее сына ранили. Всюду ее зятьями были посланы телеграммы на восток и 13 июня от сына пришло письмо из Лаояна с рассказом о бое, с описание жизни и того, что от ран остались два отверстия... Крепись милая мама, скоро кончится война, я возьму отпуск и мы заживем в деревне. И Васса дождалась. Он воскрес из мертвых к новой жизни. Пойдем в Казанский собор, — сказала она сыну.
В романе, явно напрашивался трагический конец. Горький именно так бы и сделал, еще бы и, угробив зятьев Вассы Козловской, но Аничкову кто-то отговорил.
7. И.И. Ростунов. Генерал Брусилов. 1964 г.
8. А.А. Брусилов. Мои воспоминания. 1963 г.
9. Д. Ллойд-Джордж. Речи произнесенные за время войны. Петроград. 1916 г.
Все это часто переиздавалось, кроме британского премьера (естественно) однако ценность первых двух книжек в откровенных предисловиях.
Брусилов был особенно привлекателен у нас, тем, что после Октябрьской революции согласился поддержать строительство Красной Армии, то есть Троцкого. Тем не менее, первое издание мемуаров Брусилова, заканчивающихся на 1917 г. одновременно появилось в 1929 году и в Москве, и в Риге, и в Париже.
Особенно много статей о наступлении Юго-Западного фронта в 1916 г. выходило с 1942 года: рискнули царским генералом завершить антифашистскую ось и связь времен: Александр Невский — Брусилов — Сталин. С 1945 года в плане уже были новые книги и фильм о Брусилове, но здесь, как впервые сказано только в этом издании 1964 г. «дальнейшее изучение Брусилова на многие годы было приостановлено в результате следующего обстоятельства»...
... После Великой Отечественной войны в руки Красной Армии попал знаменитый «белый» Пражский Архив, а среди него обнаружился полный вариант рукописи Брусилова с описанием его жизни после 1917 г. Эти воспоминания носили ярко выраженный антисоветский характер и о них доложили Сталину...
После 20 съезда КПСС «благодаря заботам партии удалось возвратить народу доброе имя Брусилова», но следовало дать новые объяснения содержанию рукописи. Тогда решили без графологической экспертизы приписать ее руке жены полководца — Н. Брусиловой. И.И. Ростунов, единственный пытался объяснить, что же ее подвинуло на такую «подлость». Оказывается, происхождение! Вот фрагмент интереснейшей книги:
... Мотивы Н.В. Брусиловой не вполне ясны. Пожалуй их можно объяснить особенностями характера этой женщины. Напомним она была дочерью известной в свое время писательницы В.П. Желиховской, двоюродной сестры С.Ю Витте, убежденной монархисткой. Октябрьскую революцию она встретила недружелюбно, а после смерти Алексея Алексеевича поставила своей важнейшей задачей оправдать мужа перед лицом белых эмигрантов ненавидевших его за переход в Красную Армию...
Забавно так воскресает и Желиховская мать, воспоминания которой о том, с утратой чего не могла примириться ее дочь мы приведем ниже...
В издании 1964 года о Брусилове перечисляются разные редкие работы генерала из которых юбилейной цифрой радует «Роль кавалерии в будущих войнах» (1906 г). Как-то приходилось пролистывать современную диссертацию «Русская Конница в первую Мировую войну» Андрея Лужбина. Тоже красиво, но стратегическое значение конной лавы, как ни странно, после наполеоновских войн воскресло лишь в братоубийственной Гражданской.
Более мудро предрекал Ллойд-Джордж:
... Неприятель в своем победоносном шествии не ведает, что творит. Своей чудовищной артиллерией германцы разбивают в вдребезги ржавые оковы, в которые закован русский народ. Народ возьмет в свои руки меч и могучим взмахом нанесет самый сильный удар, который когда- либо наносил...
10. В. П. Желиховская «Мое отрочество». Шестое издание.
С рисунками Соломко. Петроград. Издание А.Ф. Девриена.
1915 г.
Метресса юношеской литературы Вера Павловна Желиховская родилась 17 апреля 1835 года, о чем все уже забыли, но поскольку букинистическое наследие ее столь велико, расскажем о ней два слова.
Желиховская имела сословное отношение к изящной словесности на уровне Пушкина. Буквально так: ее мать тоже что-то издавала, предок Яков Долгорукий имел счастье удачно спорить с царем Петром. Родственный круг писательницы широко охвачен в ее мемуарах. Они же, с расчетом коммерции были, тонко составлены с вкраплением всех шалостей, примет и забав тогдашнего девичества:
... Мне было всего семь лет, когда умерла моя мать. Мы тогда жили в Одессе, куда она приехала лечиться, оставив отца в Малороссии, где он командовал батареей конной артиллерии...
... Если клад больше возьмешь, чем снести можешь, да от тяжести будешь падать — все пропало! Весь клад у тебя прахом-пылью развеется, и хорошо, еще, если живой до дому дотащишься, потому что вся нечисть, что клад стерегла за тобою гнаться будет... Солнце между тем уже село. Роща наша засинела, затуманились дальние луга за Волгой, и ночные кузнечики громче запели в траве... Пойдемте-ка домой! — запросился Миша. — Я чаю хочу...
... Полная чувства собственного достоинства я прошла коридор, залу, гостиную, покосившись на тот диван, под которым лежала, в таком ужасе, рядом с жучкой, принятой мною за кровожадного зверя в памятную ночь крестин моей куклы... Эта комната, увешанная портретами предков и родных моей бабушки, всегда казалась мне таинственной и немного страшной, потому что глаза всех этих предков следили когда я проходила. Вот и теперь все эти красавцы с белыми волосами, все эти господа в мундирах и высоких париках, смотрят со стены, и: «Кто знает? А может быть, они и в самом деле видят и узнают меня, и со мною здороваются? — тотчас же зафантазировала я. — Ведь все это мои родные, тоже!»
— Надя, кто этот господин в мундире? Он так похож на бабушку.
— Немудрено! — засмеялась Надя: — это ея отец, прадедушка наш князь Павел Васильевич Долгорукий....
... Все мы особенно радостно величали нашу дорогую тетю Катю, как только она была объявлена невестой... Юлий Федорович Витте служил в Саратове, а родная семья его была далеко. Будущим новобрачным приготовляли возле залы две комнаты. Суета в доме была страшная. В девичьей комнате шла усиленная работа, шитье, вышивание, глажение...
Нетрудно догадаться, что Желиховская писала «Отрочество» будучи уже взрослой, отдавая отчет в употреблении известных фамилий, но даже тогда она не знала, что ее кузен Сережа Витте станет премьер-министром, а дочь выйдет замуж за генерала Брусилова. Желиховская умерла в 1896 году, и данная книга — уже шестое подарочное издание с остроумными рисунками Сергея Соломко, с проникновенным тисненым портретом писательницы на обложке, как это только прекрасно умел выпускать Альфред Девриен.
11. Н.Н. Брешко-Брешковский. Предатели. Современный роман в трех частях. Петроград 1916 г.
Мы можем привести полсотни романов на тему Великой войны включая знаменитый четырехтомник «Мир и Война». Всем им настолько не повезло после революции, что данное направление литературы нуждается в археологическом шурфе, но мало времени и просим поверить, что в 1914—1916 гг. народился феномен. Литераторы увидели, как были не правы и Антон Павлович в первую очередь!
Обмусолив все сословия своими остроумными фельетонами, Чехов не мог предвидеть, что все его пошлые герои с начала войны из скучающих чиновников, дачных шлюх, и дворянских петиметров будут рваться на фронт, чтобы красиво впереди всех умереть за Родину. Что на Руси появятся таки понятия, как «мать героиня» (1915 г), «сын полка» (1914 г), «женский батальон Смерти» из Клавдии Кузминишн.
Многие писатели отразили обновленные патриотической войной характеры, среди них Несвежин, Чарская, Фонвизин, Слезкин, и даже Жеромский с Шолоховым.. По-своему забыт великий беллетрист Брешко-Брешковский. До пяти его романов с темпераментом Дюма переносят нас в печальную годину, отличную правда от 1941-го многим, — и в первую очередь обоюдным дворянством враждующих держав. Тем же пропитаны главы романа внука «бабушки» русской революции. Вот их названия:
Прекрасная банкиресса. Внук своего деда. Рыцарь без страха и упрека. Шесть черногорцев. Его Высочество. Вокруг турецкого посольства. Охотники за черепами. Канадец Шарль Аман. Опять Курт фон-Раух. Пьяные раки. Дворянин Обнорский. Тысяча невидимых нитей. У старца...
«У старца», к сожалению по цензурным причинам все вырезано. Такой лит. памятник: пронумерованные чистые страницы. Понятно ведь к какому старцу пробивался дворянин Обнорский. Кстати, опять «Бандитский Петербург» Константинова! Интересно, знает ли он про действия своего героя в 1916 г.?
Разухабисто-современно начинает Брешко-Брешковский свой роман, аккурат, как сейчас бы описывали поиски фашистов, а тогда немецких агентов в столице. Цитирую:
Петроград уже вторую неделю цепенел, ежился и кутался под сырым и гнилым дыханием этой нудной, способной расшатать свои крепкие нервы, осени. Целыми ночами падал снег похожий на дождь и шел дождь напоминающий снег. В трамваях мокрым стадом кучило друг к дружке озлобленных, готовых вцепиться в друг-друга пассажиров. Извозчики жалуясь на дороговизну овса запрашивали анафемские, прямо дикие цены. Господин в шубе, по дороге на Знаменскую, куда мчала его сильная машина, занялся плоскими ногтями своими, требующими постоянного ремонта. Счастливый человек — Август Рудольфович, у которого в разгар войны звенело золотом в карманах...
Бесподобный боевик.
12. Любовь Столица. Русь. Изд. Новая Жизнь. Москва. 1915 г.
Писать о поэзии Блока, Гумилева, Ахматовой и Касаткина-Ростовского в Первую Мировую войну, — значит не сказать ничего нового. Титаны достойны отдельных речей, но хочется в цепи неожиданностей открыть еще одно имя.
Любовь Столица дочь художника и искуснейший стилизатор национального лирики. Сам Есенин ее привечал в эпиграммах: «Любовь Столица не женщина, но львица». Размышляя о женской поэзии в годину войны, он выделял народные стихи Л. Столицы и Марию Трубецкую.
Этот редкий сборник Столицы «Русь» украшен узорной обложкой нарисованной Н. Степановым. В книге десяток циклов по 5—8 стихов. Каждый начинается с новой страницы дорогой плотной бумаги.
Как и у Есенина, все вертится вокруг русской нарядной деревни (пейзаж в Германскую войну процветал). Вот и названия стихов:
Красная горка. Святки. Косцы. Пучечники. Егорий. Власий. Отдельно расположены. Девичьи песни. Солдатские песни. Русальные. Купальные.
Многие из них уже были опубликованы в журналах: «Нива», «Русская молва», «Мир женщины», в «Московской газете». И вся Любовь Столица такая московская, древнерусская!
Льются удоя росы серебристой
Из голубого, большого ведерка
Словно пирог, сыроватый. Душистый
Высится луг у речного огорка. (Луг)
А месяц плывет и не ловится
Хоть хлещет в воде у ракит,
И к утру под землю становится
Огромный серебряный кит! (Ночь)
Гуляет. Лиса молодая
В деревню крадется за ней,
И месяца яблочко тая,
Сверкает меж голых ветвей. (Солдатка)
Ну и военно-патриотические.
Притаится за окопом.
Миг — и рвется грозным скопом
К месту вражеских твердынь, —
И разит штыком сверкучим,
И опять ползет по кручам
В царство яблоков и дынь. (Солдат).
В тактическом плане, Л. Столица собрала меньший урожай. Все ее сравнения остались в прошлом. «Блещет медною серьгою, колет смуглую рукою» (Казак), совсем не то, что у Маяковского когда: «Тетя Зина шьет штаны из цеппелина». Но Столица эмигрировала и умерла в московской тоске на Балканах, а Владимир Владимирович стал гением, только почему его восьмитомники лежат в букинистах за сто рублей?
13. Поэзия. В. Шестаковой. 1916 год.
Рукописные альбомчики нередко залетают в антикварные магазины. Кто-то ведь бережно хранил, но видно пробил час... Из всех, встречавшихся когда-либо, уникальный интерес для книголюбов может представлять из себя рукописный сборник выпускницы Елизаветинского института В. Шестаковой.
Сборник предваряет интимное посвящение учительнице Петроградского Елизаветинского института «Елене Амвросиевне на память о зиме 1915—1916 гг. и уроках истории от искренне полюбившей ее за это время Шестаковой». Гимназия находилась на 14 линии Васильевского острова дом, 13.
Можно ли считать подобный альбом книгой. С учетом ее полного рукописного макета, оглавления (!) и сложных в издательском плане лет Мировой войны — вероятно, да. На обложке написано «Poesie» Далее следует посвящение и 32 стихотворения, написанных пером.
Гиацинты любимцы весны
Это радость весенняя чистая
Это вещие грезы душистые
Это юности светлые сны
Стихи преимущественно лирические. Конечно они чуточку слабее известных поэтесс, но тому, кто станет их единственным владельцем, авторский сборник m-ell Шестаковой: о школьном выпуске, Первой Мировой войне, христианстве и переживаниях институтки, в чудесно сохранившемся кожаном переплете с золотым обрезом покажется важнее первого издания «Четок» — божественной Анны Андреевны. (К тому же, «Четки» никуда не уйдут).
Все авторские элегии даны по номерам и страницам.
Номер 19. Вы просите стихов. Стр. 55:
Сейчас у всех в душе одна и та же рана.
Одна и та же скорбь, у всех одна мольба:
За здравье близкого, за русские победы;
За упокой усопшего раба.
Сейчас по всей Руси от края и до края
Пред алтарем к престолу Бога сил
Весь день возносятся горячие молитвы
И вьется синий дым вздымаемых кадил
24. Памяти павшего в бою. Стр. 66:
Было несколько встреч... Незначительных кратких но милых
Как будто играя, судьба нас случайно свела.
Мой стих был так звонок, так речи смелы и шутливы
И в парке старинном так пышно сирень расцвела...
Стихи юной Шестаковой музыкальны и достойны современного переложения, во всяком случае, Жанна Бичевская могла бы обогатить свой репертуар, аранжировав на диске: «Было несколько встреч» — вместо: «Любо, братцы, любо!»
Мы ничего не знаем о судьбе институтки Шестаковой. Погибла, ушла с белыми или вышла замуж за чекиста с ромбами? Для этих стихов не важно, они застыли во времени.
Стр. 71:
Не бойтесь печали... В ней чудная есть красота.
В ней вечно аккорды Эоловой арфы звучали.
В ней кротко молитву бесстрашные шепчут уста
Не бойтесь, не бойтесь печали.
28. Фантазия. Стр. 73:
Сказанье говорит что я была прекрасна,
Как горный эдельвейс воздушна и хрупка.
Капризна как узор на крыльях мотылька,
Как ангел ласкова как демон самовластна.
Некоторые вещи указаны ранее 1916-го, допустим — 1911-м, 1913-м годом, но большая часть их прочувствована убийственной элегией конца старого мира.
Андрей Барановский.
